— Да, мадам. У вашей дочери был нервный срыв. Он продолжался довольно долго, и она не сразу пришла в себя… Шесть месяцев лечилась в клинике, — сухо добавил он.
Мать побледнела под толстым слоем румян.
— Вы хотите сказать, что…
— Да, мама, — ответила я за Брайана. — В психиатрической клинике.
Она была в ужасе. Бросилась ко мне, обняла, чуть не плача.
— Все прошло, — сказала я быстро. — Я совершенно здорова. Меня выписали, и нет никакого повода для волнений.
Я солгала, но это произвело свое действие. Ее голос тут же изменился, как уже бывало раньше.
— Вот и хорошо, что я узнала обо всем этом только сегодня. Иначе я, наверное, умерла бы от страха за тебя. Твое возвращение нужно отметить. Виски или мартини?
Она все еще оставалась красивой женщиной. Стройная, очень подвижная. Я спросила себя, какое впечатление она должна произвести на Брайана. Но выражение его лица было, как на приеме в больнице, непроницаемым.
Я заметила, как пристально он осматривал комнату, где мы сидели. Дорогая мебель, восточные ковры, все подобрано с большим вкусом. Но мне показалось, что обстановка была уж слишком дорогой, безупречной, изысканной, чтобы быть по-домашнему располагающей и уютной. Слишком много роскоши, плюша, бархата, зеркал…
— Конечно, гостиничный номер не был таким, — объяснила я Брайану. — Мама все обставила по своему вкусу. Это что-то вроде образцового интерьера. Мама работает дизайнером — у нее богатые заказчики.
Брайан ничего не ответил. В соседней комнате зазвонил телефон, однако никто не обращал на него внимания.
— Может быть, ты поговоришь? — спросила я. — Это, наверное, кто-нибудь из заказчиков.
Она растерянно взглянула на меня.
— Не стоит, Морин. Сегодня вечером я не хочу ни с кем говорить. Меня нет дома.
Как по команде, звонки прекратились. Похоже, что звонивший был предупрежден заранее: если после трех попыток никто не подходит, нужно дать отбой.
Брайан пригубил виски и попросил разрешения закурить. Он вел себя неловко, обстановка, казалось, действовала на него угнетающе, а моя мать не принадлежала к тем женщинам, с которыми он привык общаться. Втайне я посмеивалась над ним.
Он вкратце пересказал, что произошло в последние дни в «Хогенциннене». Реакция матери не была для меня неожиданной: вскочив, она в возбуждении заламывала руки.
— Омерзительный городишко, и хозяйка под стать! Соблюдает, видите ли, традицию ежедневного полдника с коктейлями. И пишет свои проклятые письма — хотела бы я знать: кому? Может быть, ростовщикам? Деньги всегда были на ее стороне, что правда, то правда.
— У Морин есть пробелы в памяти, которые необходимо восполнить, — перебил ее Брайан. — Не могли бы вы помочь вашей дочери? Воспоминания могут быть неприятными, но есть факты, которые вы не должны больше скрывать.
После этого немного тяжеловесного вступления он посмотрел на мать в упор:
— Расскажите, пожалуйста, что случилось в ту ночь, когда погиб ваш сын?
Я внезапно почувствовала какую-то пустоту в голове, подступила тошнота.
— Зачем подробности? Сэм мертв. Оставьте его в покое.
— Говорите же, — настаивал Брайан, пропуская мимо ушей мои возражения.
Мать поднесла к глазам кружевной платок.
— Мне больно говорить об этом. Случилось несчастье. Сэм завел мотор, и лодка взорвалась. Должно быть, неисправность…
— Свидетели утверждают, что в лодке должны были сидеть вы, а не он.
— Да, я хотела съездить на другой берег, в клуб. По субботам там были танцы, и я никогда их не пропускала…
— Почему в последний момент вы изменили свое решение?
Я с такой силой опустила бокал на стол, что он разлетелся на мелкие осколки. Но я этого даже не заметила, как почти не услышала и своего крика.
— Да, она изменила свое решение. Вместо того чтобы идти на танцы, она стала собирать свои вещи. Она объявила нам, что уходит из дома, — мой голос дрожал, я только теперь начала осознавать свои слова. — В тот вечер она выпила больше обычного. И объявила всем, что больше ни дня не останется в «Хогенциннене»…
— Я не должна была этого делать. Не должна была бросать своих детей, — сказала мать с горечью. — Но наступил такой момент, когда я поняла, что больше не выдержу. Я так сильно ненавидела свекровь… Еще один день — и случилось бы непоправимое.
— Оно все равно случилось, — спокойно, но твердо сказал Брайан. — Когда сын услышал ваши слова, он выбежал из дома и бросился к пристани.
— Все так и было, мама…
— Да. И ты побежала за ним…
— Я бежала до самого причала, — я не узнавала своего голоса, сейчас он казался мне чужим, незнакомым. — Он уже оттолкнул лодку от берега, когда я его догнала. На воде сверкали лунные блики, с противоположного берега доносилась музыка. Я видела, как Сэм заводит мотор. Потом взрыв. Огонь. Ослепительный лунный свет. Лодку разнесло в щепки, они летели во все стороны. И вдруг ничего не стало, только круги, круги на воде…
— А лицо, Морин?! Чье лицо ты увидела при вспышке света?
— Какое лицо? — я смотрела на Брайана, ничего не понимая, и медленно приходила в себя.
— Ты видела лицо Гаса.
— Кто такой Гас? — машинально спросила я.