Замок

— Ну и ладно! — закричал Сэм, забывший уже и про свой страх, и про оболваненную голову, на которой уцелевшие длинные пряди чередовались с проплешинами. — Ха! Нам же больше достанется! Тогда-то он застал нас врасплох, а теперь мы его врасплох застанем! Ну, последний раз спрашиваю: идешь с нами?

Крис покачал головой:

— Нет. И вам не советую, тоже последний раз.

Билл и Сэм во главе с Майком махнули на него рукой и ушли, оживленно обсуждая, какие они купят фонарики и лассо и где раздобудут палок.

Ему показалось, что он засыпает на ходу. «Не спи!» — услышал он крик старика, вздрогнул и тряхнул головой. — «Нельзя!»

Поднявшись наконец по казавшейся бесконечной лестнице в тот подземный зал, где недавно уничтожил трех вампиров, он услышал вдруг шаги и голоса наверху. Поправив меч за плечом — он еще не привык носить оружие таким образом, — взялся за рукоять сабли и осторожно, стараясь не издать ни малейшего шума, стал подниматься по лестнице, выходом из которой служил тот большой котел в кухне. Голоса раздавались оттуда. Один, низкий и раскатистый, с повелительными интонациями, отдавал распоряжения и, несомненно, принадлежал человеку, привыкшему повелевать. Остальные два или три голоса что-то поддакивали и звучали с покорной преданностью, как голоса слуг:

— …все изрядно запущено. Танцевальную залу освободить от обломков. Люстры вычистить и заполнить свечами. Парадный вход и лестницу в залу вымыть, чтобы блестело, как в прежние времена. Наймите в деревне и этом городишке баб и девок, пусть вымоют здесь все за один день!

— Но, Господин! Люди боятся этого замка! Женщины не пойдут сюда ни за какие деньги!..

— Глупости! — рявкнул голос Господина. — Люди жадны еще более, чем трусливы! Дайте им столько денег, чтобы они забыли про свой страх! — и что-то тяжелое ударило в пол, почти над самой головой, с такой силой, что каменные плиты зазвенели и едва не пошли трещинами. Наверное, это невидимый пока, но грозный повелитель, рассердившись на глупость слуг, ударил в пол тростью. Какова же у него трость, да и сам он, если способен производить удары такой силы?..

— Будет исполнено, Господин! — пискнул тонкий голосок. — А кухня? А другие помещения?

— Бестолочи! Кому понадобится кухня? Зал, зал — главное! Зал и вход! Остальное будет приводиться в порядок после, без спешки. Кронверк слишком долго простоял пустым, пора обживать его! Все ли ясно?

— Да, Господин. А… Э… А ужин?.. Сколько?…

— Четверо. Да выбирайте получше! В Кронвальде теперь большой постоялый двор и гостиница для утонченных господ. Много проезжего люду. Так что найдите каких-нибудь молодых бездельников, от избытка времени и денег путешествующих в поисках острых ощущений. Вот мы и устроим им острые ощущения! Острее не бывает!

И низкий голос громогласно расхохотался над собственной шуткой. Шаги стали удаляться. Ксавьер Людовиг поспешил вверх по лестнице, на ходу сдергивая ножны и не задумываясь о том, что ему могут снести голову раньше, чем он успеет разглядеть незваных гостей, высунувшись из котла — позиция хуже не придумать. Кто-то находился в замке! Что это за распоряжения, похожие на подготовку к балу? Кто вообще смеет распоряжаться в его замке?! И что это значит — слишком долго стоял пустым?..

Пригнувшись, он свободной левой рукой и плечом толкнул крышку котла, и она упала, покатившись по полу, оглушительно звеня. В кухне никого не было. Ставни на окнах были закрыты. Но в некоторых из них доски рассохлись, и в образовавшиеся щелки проникали тонкие лучики тусклого света.

Похоже, день был пасмурный, в серых полосах слабого света кружились пылинки. Толстый слой пыли покрывал всю мебель и утварь. Некоторые полки обрушились, и хранившаяся на них посуда разбилась, усеяв пол мелкими и крупными осколками. Паутина затянула углы и свисала серыми лохмотьями. На полу слой пыли и мелкого мусора был столь толстым, что не различались плиты покрытия, следы же нежданных и незваных визитеров были видны четко, как на мокром песке.

Ксавьер Людовиг остановился, потрясенный открывшейся ему картиной запустения. «Как же это возможно? Ведь не далее, чем вчера, здесь была образцовая чистота. Конечно, мебель и утварь пострадали в той схватке, но ведь не в этом дело! Столько паутины, пыли…»

Он подошел к ближайшему окошку и, на всякий случай встав сбоку, чтобы уберечься от возможных солнечных лучей и чужих глаз, потянул задвижку. Железные петли оказались проржавевшими и выпали из рамы, и одна из ставен скрипнула и открылась сама собой; верхняя петля хрустнула и отошла от рамы вместе с гвоздями, и ставня повисла на нижней, перекосившись, скрипя и покачиваясь. Стекло было тусклым и серым. Ксавьер Людовиг стал протирать стекло рукой, но слой пыли был очень плотным и поддавался плохо, и вдруг стекло качнулось — оказалось, ничто не удерживает его в раме — и выпало наружу. Ксавьер Людовиг едва успел отдернуть руку, прикрыть лицо и отступить в тень: солнечный свет ослепительного летнего утра резанул по глазам, ослепляя и выжимая слезы. «Значит, это всего лишь пыль и грязь! Но как?..»