Я еще на подходе пальто скинула — и — раз! — в двери. Никто на меня и не глянул.
Я — дальше.
Вижу — на двери написано, что «директор».
Я постучалась два раза. Получилось, что тук-тук.
Женским голосом оттуда позвалось:
— Заходьтэ!
Конечно, я зашла.
Даже удивилась, что получился закуток-закуток, стол тоже, на столе поставлена пишмашинка. На стуле было пустое место.
Двери в другой закуток были открытые. Я зашла и туда тоже. Там тоже получился стол, хоть и без пишмашинки. На стуле сидела баба — сама по себе селючка-селючка, в ху́стке, в пиджаке вроде с плеча мужа, а ниже мне было и не видно, и ничего.
Селючка у меня спросила:
— Ты до ко́го, дивчина?
Я как приготовила, так и говорю:
— На работу до вас хо́чу. Ось мои докумэнты.
Я всегда так. Допустим, человек до меня говорит по-русски, и я до человека по-русски. Человек до меня по-украински, я тоже ж.
Баба взяла мои бумажки — а там и паспорт, и все-все.
Баба положила мое все-все возле себя и спросила, или я на кухню.
Я, конечно, ответила, что почему на кухню?
А баба мне свое и свое:
— А нам трэба на кухню — казаны, сковороды, тарилкы́, такэ-сякэ… Можна и на картоплю, моркву, такэ-сякэ — у нас машина чистыть, тилькы трэба доколупувать…
Конечно, я сказала, что нет, что мне надо в официантки.
Баба уткнулась глазами мне в груди.
— Официя-я-я-янткы-ы-ы… Гадаеш, тоби там мэдом будэ намазано?
Я слушала и молчала, а баба мне не молчала.
— И плаття в тэбэ годяще, и черэвыкы… А рукы порэпани. Дэ працювала?
Я призналась про лозовую фабрику. А и не укроешь — мои ж бумажки находятся возле бабы.
Баба дала мне приговор:
— Або на кухню, або нияк!
Конечно, селючка, хоть и взяли в такое место, мне позавидовала. Она ж у меня и платье отметила, и туфли, и все-все. А взяла — раз! — и за руки уколола. Понятно ж, что позавидовала моей красоте и годам, так потому.
По правде, я и не надеялась, что в секундочку кто-то выйдет и мне своей щедрой рукой скажет. Но и так тоже не сильно хорошо.
У меня настроения совсем-совсем не стало. Я пошла от вокзала своим шагом — вперед и вперед, не оглянулась, ничего.
У меня в голове крутилось, что так случается в жизни человека, что никто ему совет не подаст и помощь тоже.
Я не ругала себя за то, что неправильно рассчитала свое положение.
Потом я себе решила, что как-то ж оно будет! Где-то ж мне мэдом намажуть!
Ага.
Я не хотела толкаться в автобусе, чтоб не спортить себе туфли. Конечно, много идти в туфлях — тоже было неправильно с моей стороны. Тогда я выбрала, что сейчас буду идти и ступать осторожно.
Мой дом находится через весь город от вокзала, если на автобусе, так получается двадцать минут, в самом конце улицы Шевченко. А на Шевченко, дом пятьдесят семь, у нас в Чернигове находится Дом офицеров, он там еще с до войны. Дворец получился на два этажа, по своему цвету желтый с белым, середина у дворца выходит наперед, а с боков — продолжается.
Я много смотрела на Дом офицеров. Конечно, не с самой близи, а через решетку, старую-старую, решетку сделали с железа в рисунок, там получились листья и похожее. От ворот до дверей входа было большое расстояние, клумба посередине, по самым краям двора насадили деревья и кусты тоже.
Я уже слышала от подруг на лозовой, что у офицеров и танцы по праздникам и выходным устраиваются и что пускают с улицы. Наши некоторые ходили. Конечно, девушки ходили знакомиться, а не танцевать.
Надо понимать.
И картины в Доме офицеров показывали. Тоже приходили с улицы, кто хотел, как в просто клуб или кинотеатр, по билетам, в воскресенье по рублю старыми, считай, по десять копеек новыми.
В ту секундочку я про это вспомнила ни почему.
Я стала и начала смотреть и смотреть клумбу с цветов. По правде, цветов у клумбы уже не было. Допустим, если б садились мальвы, так хоть что-то б от мальвов было. В городе мальвы не са́дятся, в селе — да, а в городе нет. У цветов есть разница тоже. Цветы, которые называются «астра», «флокса», «пион» тоже, такие садятся у клумб. У нас в Чернигове возле Красной площади садится целый календарь с цветов «анютины глазки». Мне нравится. У календаря вянет тоже.
Да.
Потом с ворот офицеров вышел хлопец. Хлопец был не офицер и даже не военный. В руках у хлопца неслась фанерка с бумажками. На таких фанерках люди пишут про что «требуется».
Меня взяло — раз! — и повело до этого хлопца. Допустим, меня повело не до хлопца-хлопца а до бумажек.
Тут хлопец зацепил фанерку на нужном месте под стекло и пошел дальше назад.
Конечно, я прочитала, что Черниговскому Дому офицеров на постоянную работу требуются электрик четвертого разряда, подавальщица в буфет тоже.
Я аж закричала в спину хлопцу:
— Мужчина! Возьмите меня!
Получилось удачно, что хлопец от меня еще не ушел далеко-далеко.
Хлопец повернулся до моего голоса и сказал:
— Визьму! Йды сюда!
Хлопец показал мне своей рукой, чтоб я шла сюда. Я подумала, что у людей же бывает и туда тоже. Это разница. Я разницу всегда понимаю.
Ага.
Я пошла и в ту же секундочку спросила у хлопца:
— А в подавальщицы кто у вас разрешает?