Заморский рубеж

— Михась, подъем!

В самом начале длинной пристани показались двое. Один из них, Лось, махнул дружиннику. Михась выскочил из ялика, двинулся им навстречу. Второй человек был в красном мундире Ее Королевского Величества морского пехотинца. Только из-под нескольких расстегнутых верхних пуговиц мундира выглядывала рубаха не белого, как у всех, а красного цвета. И на голове у него вместо обычной шляпы был повязан платок, тоже красный. На обшлагах и лацканах мундира был нашит сверкающий серебряный позумент.

— Знакомься, Михась! Это Фрол, особник, возвращается из заморщины. Ты будешь его сменять, — представил Лось своего спутника.

— Здорово, дружинник! — произнес Фрол с небольшой, как показалось Михасю, заминкой.

— Приветствую Ее Королевского Величества морской пехоты сержанта, — по-английски ответил Михась.

— Молодец! — похвалил Фрол, также перейдя на английский. — Только не простой морской пехоты, а флагманской!

Тут Михась догадался, почему обмундирование Фрола отличалось от известного ему описания.

— Лось рассказал мне, что на рукопашном рубеже во время двухсотверстного перехода ты повалил трех особников…

— Не я, — перебил его Михась довольно резко, — а наша боевая тройка.

— Хорошо-хорошо. Но ты, как я понимаю, тоже в этом участвовал. А посему есть у меня идея воспользоваться своим влиянием да твоими талантами и определить тебя сразу во флагманский экипаж, — раздумчиво произнес Фрол.

— А в чем проблема? — спросил Михась.

— А проблема в том, боец, что и в простую-то морскую пехоту, мягко говоря, трудненько человеку с улицы попасть, а уж во флагманскую лишь после нескольких лет службы переводят, да и то после испытаний соответствующих, из множества кандидатов. Но ты, насколько я понимаю, эти испытания на ура способен пройти.

У Михася вырвался невольный вздох:

— Опять испытания! Сколько можно?

— Ответ сам знаешь или подсказать? — усмехнулся Фрол.

— Сам знаю: сколько нужно! — твердо ответил Михась.

— Ол райт! Ну ладно, Лось, ты тогда греби на корабль, увози добычу, — Фрол протянул Лосю объемистый сверток, — а мы с бойцом пойдем, как и подобает бывалым матросам, в ближайший приличный трактир да обсудим наши проблемы за кружкой рома. Вернешься за мной сюда завтра в полдень.

— Йес, сэр!

Михась с внезапно нахлынувшей тоской некоторое время глядел, как отходит от причала ялик и рвется последняя ниточка, связывающая его с Родиной.

— Ну, пойдем, братец! — Фрол с понимающей улыбкой ласково тронул Михася за плечо.

Несколько минут они шагали по пустынной пристани, затем свернули за довольно высокий старый частокол, огораживающий основание длинного волнореза, и сразу очутились в оживленном участке порта. Рыбацкие шхуны и купеческие суда стояли почти борт о борт, лес мачт закрывал, казалось, все небо. Вдоль причалов тянулись бесконечные пакгаузы, между ними и судами сновали повозки, двигались люди с тюками и тачками. Все это скрипело, галдело, ругалось и смеялось, а сверху непрерывно и пронзительно кричали чайки.

Наконец среди пакгаузов стали образовываться просветы наподобие улочек. Михась с Фролом свернули в одну из них и буквально через несколько шагов очутились перед добротной дубовой дверью, выкрашенной в четыре или пять ярких цветов, над которой скрипела, качаясь на ветру, огромная вывеска с намалеванной на ней короной и вороной, пьющей что-то пенистое из огромной кружки.

Михась вошел вслед за Фролом в довольно просторное помещение с низким потолком, в котором царил полумрак и стояли массивные столы с широкими столешницами и тяжелые скамьи из потемневших толстенных досок. В трактире было немноголюдно, раздавался негромкий гул голосов, который, впрочем, моментально прекратился при их появлении.

Из-за высокой стойки, на которой возвышалась стопка оловянных тарелок и рядами стояли оловянные и деревянные кружки, выскочил человек в белом колпаке, рубахе с засученными рукавами и длинном фартуке, бросился к Фролу, подобострастно кланяясь:

— Какая честь для нас, сэр! Вам и вашему другу будет здесь удобно, сэр! Прошу вас сюда, за перегородку, на места для почетных гостей, сэр!

— Он что, тебя знает? — спросил Михась, когда они уселись, да не на скамьи, а на стулья с высокими спинками, за отдельный стол, тщательно и суетливо протертый трактирщиком белоснежным полотенцем, а не тем подозрительно сероватым, которое висело у него на плече.