— А вы так и не знаете, где она? Не объявлялась?
— Нет, — трагически качнул головой Владимир Георгиевич. — Да и не хочу. Она сама все решила. Живет, наверное, сейчас где-нибудь на Кипре или в Испании с очередным любовником. Она ведь и раньше в этом смысле, как это сказать, ну… не очень воздержана была. Я глаза закрывал. Думал, подуркует, да пройдет. Все же — семья. Да и любил я ее, что скрывать? Эх… Не в моде нынче верность, Зоенька. Может, посвятите мне один вечерок? — Он снова нежно сжал женские пальцы. — Поужинаем, поболтаем. Это ведь только кажется, что нам, состоявшимся мужчинам, юных моделей подавай. Нет! Мне ведь и поговорить хочется, и понятым быть необходимо. Да и потом, зрелая красота, вот как у вас, — он маслено и длинно прошелся взглядом по женщине, — это намного волнительней, чем молодое безмозглое мясо…
— Владимир Георгиевич, — Рита легонько, словно нехотя, словно борясь с собой, вытянула ладошку из вспотевших рук генерального. — Честно говоря, я всегда была противницей служебных романов.
— Помилуйте, Зоенька, ну какая у нас с вами служба? Вы ведь даже не моя подчиненная! И договор у меня не с вами, а с кадровым агентством. Могли ведь кого угодно прислать, так?
— Так, — улыбчиво согласилась Рита.
— А прислали вас. Это — судьба. Лично я это расцениваю как награду за все тяготы, которыми меня наградила жизнь. Ну так как насчет романтического ужина? — И он снова потянулся к Рите, теперь уже вполне откровенно.
— А давайте, — женщина незаметно отодвинулась от стола, — послезавтра. У нас как раз заканчивается контракт. И мы с вами ничем не будем связаны.
— Как, Зоя? — Шеф подскочил. — Разве мы не продляем наши отношения? Вы хотите меня бросить?
— Нет, что вы! — Рита одарила мужчину томным и зазывным взглядом. — Контракт с агентством, конечно, продляется. Вам представят нового финансового директора. А мои обязанности как кризисного управляющего завершены. Дела в полном порядке. Баланс превосходный. А я уже буду просто курировать вас, как и другие фирмы.
— Вас? — Рыбаков игриво хмыкнул. — Это кого?
— «Центурион».
— А меня, меня лично вы будете курировать? — Он стремительно обогнул стол, встал перед Ритой и вдруг одним резким и профессиональным движением прижал женщину к себе. — Мне очень, очень нужен такой куратор, — жарко и влажно зашептал он ей в ухо.
— Владимир Георгиевич — возник в селекторе капризный голос Леночки. — К вам клиент!
— У-у-у! — рыкнул Рыбаков, отрываясь от Риты. — Скажи, занят. Пусть в отдел обратится!
— Он требует вас! — отозвалась Леночка. — Милицией угрожает!
— Я пойду, Владимир Георгиевич. — Рита уже от двери послала шефу воздушный поцелуй. — Послезавтра? Не передумаете?
— Нет! — рванулся к ней Рыбаков.
Но в дверь уже вламывался разъяренный, взъерошенный мужик.
— Зойчик, — набрала она номер подруги. — У меня началось. А у тебя как?
— У меня еще пятнадцать минут в запасе. Первому понесли анализы.
— Тогда я в салон? Ты тоже давай не задерживайся. Международная встреча должна пройти на высшем уровне!
— Не волнуйся. Ты же все равно первая на массаж. А у меня вначале маникюр. Все, пока. Мне еще к Андрею Андреевичу зайти надо.
— Смотри, не опаздывай! — строго сказала подруга. — А то увлечешься своими цифрами и про все забудешь.
— Ритуль, ну что ты меня как маленькую пасешь, — рассмеялась Зоя. — Все, уже выключаю компьютер.
— Конечно, пасу, — миролюбиво пробурчала Рита, пряча телефон в сумку. — Именно как маленькую…
Вряд ли и самой себе она могла бы объяснить, почему относилась к подруге так. Не из-за разницы же в возрасте! Что там той разницы — три года, смех! Просто с того самого момента, когда Зоя после телефонного разговора с мужем вползла в квартиру, цепляясь за стены и шепча что-то невнятное, серыми, как побелка в коридоре, и такими же сухими губами, Рита почувствовала такое щемящее чувство жалости и такое сильное желание отомстить, что не смогла расстаться с этими ощущениями и по сей день. И с той же самой минуты поняла, что отныне, что бы ни случилось с нею самой, она должна, обязана помочь этой неухоженной, несчастной и очень слабой женщине победить. Не тяжкие обстоятельства и не личное горе, не неудавшуюся жизнь и не предательство мужа, а — саму себя. Раздавленную, униженную, обреченную.
Она лежала на диване бледная, тихая, словно неживая, и Рита, укрыв подругу всем обнаруженным в квартире тряпьем, ласково, едва касаясь, поглаживала кончиками пальцев клочковатый неопрятный рыжий ежик.
— Он меня уволил, — вдруг всхлипнула Зоя.
— Ему же хуже, — убежденно выдала подруга.
— И сказал, что я шляюсь неделю…
— Неделю? — Маргарита задумалась. — Неужели прошла неделя? Не может быть… Знаешь что, ты лежи, не вставай, а я сгоняю вниз, куплю еды, заодно и узнаю, какой сегодня день.
Вернулась она быстро, Зоя даже не успела додумать, о каких таких махинациях в документах говорил ей муж.
— Вторник сегодня, Зойчик, — сообщила Рита. — Ровно неделя.