Замри и прыгни

— О-о-о! — застонал гость, одним глотком выливая в себя коньяк. — Идиот на идиоте! Марков. Или Маркин. Или Марченко. Не помню! Высокий такой, рыжий, в веснушках. Уши как локаторы.

— А, это, наверное, Марухин, Геннадий Николаевич, — сообразила Катерина. — Сейчас вызову. Кого вы еще сказали?

— Голубеву, — свез ладонью с лица обильный пот Распопов.

— Так она уволилась. Вчера заходила попрощаться.

— Понятно, — зловеще проскрежетал гость. — Я не удивлюсь, если еще и этот крокодил уже в Ниле плавает… Значит, так. — Он поднялся, опрокинул над бокалом бутылку, дождался, пока вязкая жидкость заполнила хрустальную тару до краев, тремя огромными глотками опустошил фужер, мазнул по губам ладонью. — Делай что хочешь, хоть сам кровь сдавай, но чтобы за неделю мэр был здоров. И чтобы ни один анализ, понял, — он ткнул пальцем в грудь стоящего навытяжку Распопова, — ни один! Не показал, что у него хоть когда-то хоть что-то было! Да, — остановился он уже у двери, — смотри, если хоть кто-нибудь что-нибудь узнает, взорву здесь все к едрене матери. Вместе с тобой. И твоей шлюхой, — он кивнул в сторону приемной, — которая всем мослы свои показывает и глазки строит.

Глухо шмякнула дверь, и через мгновение под окнами директорского кабинета взревел автомобильный мотор.

— Слушаюсь, — Андрей Андреевич автоматически приложил ладонь к голове, отдавая честь руководству и принимая приказ к безусловному исполнению. Обильный холодный пот ручьями стекал по спине, проникал в ложбинку меж ягодицами и устремлялся дальше, увлажняя трусы и расплываясь неопрятными темными пятнами на седалищном шве светлых брюк.

— Дрюня, что случилось? — влетела в кабинет Катька. — Чего это он так разозлился? Залетел, да? Все они там, в мэрии, такие. По саунам и турбазам с девчонками шарятся. А потом виноватых ищут! Я однажды…

— Уйди… — простонал Распопов. — Крокодил где?

— Не знаю, — пожала плечиком обиженная Катька. — Я администратору передала, чтобы срочно нашел. Ну, Дрюня, ну чего ты так расстроился? — сменила она гнев на милость, сообразив, что у Андрея Андреевича, действительно, неприятности. — Ну ее, эту работу! Поехали домой! Я тебя приласкаю, массажик сделаю, мальчонку нашего развеселю! — И она умело провела руками по начальственному паху, возбуждая острыми коготками мужское естество.

Естество мгновенно отозвалось, заставив владельца затуманиться взором и со всей силой прижать к себе девушку, тараня сквозь собственные брюки и ее юбку худенькое бедро. И Катька уже ловко начала распускать узел модного галстука, второй рукой продолжая настойчиво шарить по напрягшемуся разгоряченному причинному месту, и Распопов, мгновенно обсохнув от давешнего осклизлого пота, задышал ей в ухо горячо и тяжело, повернул ее задом, пригнул к столу и стал спешно расстегивать брюки.

Дверной колокольчик, тренькнув два раза, возвестил о чьем-то приходе. Катька дернулась. Андрей Андреевич, недовольно выругавшись, еще плотнее прижал ее голову к столешнице, стянул колготки вместе с трусиками.

Звонок тренькнул еще раз, одновременно с ним загомонили сразу два телефона — секретарский в приемной и мобильный на столе, и в довесок к этим непереносимым и таким несвоевременным звукам кто-то оглушительно и грубо затарабанил в дверь. Кажется, даже ногами.

— Спроси, кто там, — скомандовал директор секретарю и чуть отодвинулся в сторону, давая ей встать и пройти. Сам, впрочем, не стал застегивать брюк, надеясь на скорое продолжение прерванного удовольствия.

— Кто? — хрипло выдавила Катька в микрофон.

— Директор на месте? — начальственно рявкнул динамик. — Открывай!

— Принесли тебя черти! — сплюнул Распопов, мгновенно признав голос известного депутата и постоянного клиента «Озириса». — Опять, что ли, заразу подхватил?

На самом деле, не проходило месяца, чтобы народный избранник, любвеобильный и шумный, не приносил «на конце», как он сам всегда радостно шутил, очередной подарок от очередной красотки. Депутата такое положение дел совершенно не смущало, напротив, свои визиты в «Озирис» он почитал чуть ли не главным показателем своей мужской состоятельности и неотразимости. Поскольку же годочков народному избраннику было уже немало, хоть еще и не много — дума торжественно готовилась к его шестидесятилетнему юбилею, то свое молодеческое ухарство вице-спикер всячески лелеял и пропагандировал, полагая, что для избирателей его беспримерная удаль — главный козырь безусловной верности состоявшегося выбора и залог предсказуемости выборов предстоящих.

И, кстати сказать, не так уж он был и неправ. Катька, к примеру, всегда встречала его с восторгом и подобострастием, как встречают аленделонов, брэдпиттов и разнообразных леонардодикаприев.

— Шеф, я не понял, — ввалился законодатель, едва Андрей Андреевич успел упечь свое главное оружие обратно в тюрьму штанов. — Кто тут из нас депутат? Кто народ на бабки кидает? Или ты тоже в думу собрался, а на мне тренируешься? О, у тебя тут гости были? — нюхнул он пустой бокал. — Народным избранникам-то осталось хоть на донышке?