Замри и прыгни

Распопов перевел неверные глаза на говорящего и узрел перекормленное красно-налитое лицо под форменной милицейской фуражкой.

– Ну? – недобро вопросил краснорожий. – Долго ждать? Или на трое суток тебя тут оставить?

Комок тряпья на лежаке у стены вдруг зашевелился и заволновался:

– Утро уже? Выпускаете?

– Щас, разбежался, – спокойно ответил милиционер. – Насчет тебя приказа не было. Спи спокойно.

Поднявшаяся было голова покорно опустилась на место, человек в углу успокоенно затих. Кому охота ни свет ни заря на улицу тащиться? Куда лучше тут, под крышей, в тепле и покое нормально отоспаться…

Распопову тоже мгновенно расхотелось выходить из камеры. Потому что там, снаружи, ничего хорошего его не ждало. Он сообразил это как-то сразу и мучительно резко. Несмотря на то что в голове было муторно и темно, гнетущие тревожные мысли, видно, вполне обустроились там, пока он спал, изгнав все постороннее и неважное. Пронеслась перед глазами кавалькада омерзительных вчерашних лиц, скрежетнул в ушах металл сверкающего «вольво», вмятый в салон тычком распоповского «ауди», угрожающе блеснул черный бок изъятого при задержании пистолета.

– Слышь, ты, Распопов, – милиционер предупреждающе занес дубинку. – Я долго ждать буду? Шевели ластами!

Андрей Андреевич совсем уже и промолчал, понимая униженность и обреченность своего положения, но пока, собирая непослушные конечности в кучу, он все же попытался встать, в голове вдруг пробилась вполне разумная мысль: ведь если выпускают только его, а соседа-забулдыгу заставляют париться дальше, значит, сообразили, наконец, с кем имеют дело? Ясное дело, сообразили! Дошло к утру, что с Андреем Распоповым шутить не стоит. Себе дороже.

Вот , – сам себя похвалил Андрей Андреевич , – русский ум никакой французский коньяк не заглушит. И почему-то вслух добавил:

– Били мы вас под Москвой и еще бить будем!

– Кого это ты собрался бить? – угрожающе поинтересовался милиционер. – Я те щас за сопротивление…

– Осторожнее, сержант, – веско посоветовал Распопов. – Как-никак с майором разговариваешь.

– Здесь у нас таких майоров – пол-изолятора, – хмыкнул мент. – А вторая половина – сплошь генералы. Давай, тащи свою задницу, пока цел.

В пререкания с недалеким толстяком Распопов вступать не стал. Резким движением провел ладонями по лицу, придавая ему, как казалось, вид строгий и снисходительный, и в дверь дежурной части входил уже вполне созревшим для серьезного разговора о произошедшем досадном инциденте, закончившемся неприятной ошибкой милицейских органов. Впрочем, вот прямо сейчас, в семь утра, права Андрей Андреевич качать не собирался. Успеется. Скорее бы домой попасть.

Перед дверью дежурки в крошечном вонючем предбаннике ему пришлось стоймя простоять чуть ли не полчаса, и с каждой новой минутой благодушная снисходительность Андрея Андреевича таяла, уступая место раздраженному недоумению, а под конец уж и вовсе – вполне объяснимой злости.

Когда, наконец, его запустили в душное помещение, и сидящий за столом тот же самый усатый капитан, не глядя, презрительно кивнул на хлипкий стул, Андрей Андреевич не выдержал:

– Хорошие у вас порядки, гражданин начальник! Сначала в кутузку, а уж потом – разберемся…

– Вы чем-то недовольны? – Милиционер нехотя, исподлобья, глянул на Распопова.

– Может, мне вам еще и спасибо сказать? – Злость просто ослепила Андрея Андреевича.

– Может, – согласился дежурный. – Но не мне. Я бы тебя годика через три выпустил, не раньше.

– Что?! – Распопов аж подавился собственным гневом. – Да как ты… Да я тебя…

– Так, подписывай и вали отсюда, пока я не передумал. – Лицо капитана вдруг закаменело, резко обозначились крутые желваки, чуть ли не продирающие тонкие желтоватые щеки. Он презрительно двинул к Распопову исписанный листок.

Мгновенно и интуитивно Андрей Андреевич осознал: лучше – промолчать. Он взял в руки протокол и стал вчитываться в неряшливые строчки.

Послужной список, обозначенный в бумажке, впечатлял. Управление автомобилем в нетрезвом состоянии, создание аварийной ситуации с причинением материального ущерба, ношение огнестрельного оружия без соответствующего разрешения, сопротивление при задержании… Хотя все это он и так знал. Удивляло одно – сухая объективность документа.

– И куда меня теперь? – нарочито бодро поинтересовался он, понимая, что с набором таких подвигов никто из милиции не отпускает.

– Сказал же, подписывай и вали, – процедил капитан. – До дома сам доберешься. Машина на арест-стоянке. Днем штраф оплатишь и заберешь.

– А это? – Распопов недоуменно указал на протокол.

– Это – не твое дело.

– Так я вам, наверное, что-то должен? – От счастливого изумления Распопов перешел на вежливое «вы». – Я отблагодарю, капитан! Я…

– Заткнись, – оборвал его радостное блеяние милиционер. – Сказал – вали, пока начальство не явилось.

– А… – Распопов вдруг вспомнил о пистолете, – оружие… тут указано… у меня забрали. Наградное…