Замри и прыгни

— Мать твою! — приблизился к рыбаковскому столбу один из патрульных. — Да от него несет! Он же пьяный! В стельку!

— Нет, — Владимир Георгиевич горько всхлипнул, почти взрыднул. — Бутылкой коньяка по голове, все отобрали. Деньги, документы, машину.

— Так вас что, из машины вытащили? — догадался вновь прибывший. — Дорожное нападение? Опять?

В последнее время подобные случаи были нередки: водителя вытаскивали из салона, оглушали чем-нибудь тяжелым и угоняли автомобиль. Милиции это очень докучало, но взять преступников никак не могли. И вот — такая удача.

— Вы их в лицо видели? — допытывался милиционер. — Описать сможете?

Рыбаков утвердительно кивнул.

— Звони дежурному. Пусть объявляют «Перехват»!

— А машина, машина какая у него была? — донеслось из приемного устройства. — Спроси номер!

— Машина у вас какая? — переспросил милиционер. — Сейчас всем постам сообщим.

— «Майбах», — злорадно известил Рыбаков.

— «Майбах»! — проорал милиционер в микрофон.

Рация помолчала. Хрюкнула и вдруг сказала равнодушным голосом: «Да пошел ты!»

Наряд переглянулся, все трое удивленно воззрились на онемевшую рацию, потом так же, сообща, перевели глаза на Рыбакова.

— В отделение этого козла! Быстро!

Рыбаков на «козла» насупился и гордо вскинул подбородок:

— Я вас всех с работы поснимаю! Быдло!

Ближний милиционер лениво вытянул дубинку и молча опустил на хребет наглого пьянчуги.

— Уяснил, кто тут быдло? Сержант, давай сопроводи его пешочком, тут рядом, только браслеты не забудь! Он нам всю машину уделает. Еще блевать начнет.

Юный постовой, тот самый, что вызвал весь этот переполох, с готовностью громыхнул наручниками и ловко накинул их на грязные запястья директора «Центуриона». Для порядку, следуя примеру старших товарищей, влепил стонущему Рыбакову еще раз дубинкой меж скореженных болью лопаток, грубо бросив: «Шагай, падла!»

В голове Владимира Георгиевича, видимо, снова промелькнула искра разума, потому как спорить и упираться он не стал. Пробормотал лишь себе под нос, неразличимо, но злобно, что-то типа: «Вы у меня все в ногах ползать будете».

«Шестерка», пыхнув синим выхлопом, умчалась наводить порядок дальше, а постовой, подталкивая задержанного в спину той же самой дубинкой, важно пошагал вперед, к ближнему углу, где размещался райотдел милиции.

Поначалу Рыбаков шел почти прямо и даже достойно, ощущая себя отважным контрразведчиком, застигнутым при выполнении опасного боевого задания, потом вдруг в голове у него снова щелкнуло, и он решил совершить побег из-под стражи. Прижал подбородок к груди, стреляя затуманенными глазами по сторонам, примерился и, отчаянно и пьяно ухнув, сиганул башкой вперед, прямо в освещенную витрину булочной, для верности выставив в качестве тарана сведенные кулаки в наручниках.

Милиционер, не ожидавший такой прыти, среагировать не успел.

Большое намытое дождем окно, словно отозвавшись эхом на возглас Рыбакова, тоже громко ухнуло, зашуршало, возник длинный мелодичный звон, празднично-хрустальный, словно под веселым ветерком заплясали новогодние льдинки на городской елке, и тут же все перекрыл острый, режущий уши шум падающих пластов стекла, тяжелых и грозных.

* * *

Последний осколок, острый, узкий, с длинным, как карликовый ятаган, хищным носом описал странную кривую дугу и воткнулся в линолеум прямо под подоконником.

Зоя, не мигая, уставилась на россыпь разновеликих стеклышек, усеявших пол. Передернула плечами, отгоняя мгновенный страх, вопросительно перевела глаза на подругу.

— Фу ты, черт! — Рита тоже зябко поежилась. — Перепугалась… Тихо же было, откуда такой ветрище поднялся?

Ветер, и в самом деле, возник совершенно неожиданно. Только что в открытое окно кухни, где женщины изрядно накурили, шел мирный свежий воздух, по-майски теплый, с горчинкой распускающихся почек. И вдруг — внезапный, необузданный порыв, словно взрывная волна, влетел в окно, сорвал со стола тонкие кофейные чашки, опрокинул розетку с воздушным печеньем, метнулся в закрытую дверь, долбанув легкую фанеру о стену, и тут же ринулся обратно. Напоролся на открытую фрамугу, грохнул по ней мощно и бесшабашно и унесся в ночь, зацепив длинным холодным хвостом тонкое стекло. Оно-то, не выдержав напора, и разбилось…

Женщины пару минут посидели в неподвижности, приходя в себя после странного катаклизма, потом Рита встала и, стараясь не наступить на осколки, закрыла оставшуюся целой вторую раму. Тут же в нее снаружи нагло и требовательно снова ударил ветер. Окно взвыло, но выдержало. Стало тихо, но уже через секунду из глубины квартиры послышалось низкое противное завывание: смерч, облетев дом, теперь рвался в открытую форточку спальни.

Зоя кинулась туда, да поспела лишь к концу короткой и звонкой капели рассыпавшегося стекла…

— Вот она была и нету, — усмехнулась Рита, сгребая веником колкие остатки недавнего окна.

— Ты о чем?