Они изучили меню. Бекки сказала:
— Если я закажу «Венецианскую», ты мне скажешь, если у меня шпинат в зубах застрянет? Представляешь, Мик Джаггер однажды вставил себе в зуб изумруд. Чем, интересно, он думал? Когда еда-то застревает, противно, но камень…
Сделав заказ, Жожо спросила:
— По какому поводу встреча?
Бекки работала в частной медицинской компании и отвечала за работу с крупными клиентами. Доставалось ей — не приведи господи.
— Ты не поверишь, она мне сегодня всучила четыре новые компании на обслуживание. — «Она» относилось к Элизе, начальнице и мучительнице Бекки. — Четыре! И в каждой — десятки служащих. И всем нужен индивидуальный подход. Я с тем, что есть, и то не справляюсь, уже начала делать идиотские ошибки, а будет еще хуже, поскольку мне некогда проверять и перепроверять.
— Бекки, ты должна ей сказать, что это для тебя слишком много.
— А вот это нельзя. Это будет воспринято так, будто я не волоку.
— Но иначе ничего не получится.
— Не могу!
— Раз она нагружает тебя больше и больше, стало быть, она считает, что ты справляешься.
— Ничего подобного! Она нагружает меня затем, чтобы я сломалась и ушла. Она стерва, терпеть ее не могу.
Под впечатлением от грустного рассказа сестры Жожо потянулась за сигаретой.
— Опять курю.
— А как же твоя акупунктура?
— Да всякий раз, как ввинчу себе иголку в ухо, смерть как хочу картофельного пюре. То есть вынь да положь. Но я в пятницу вечером иду на гипноз. Один из наших партнеров, Джим Свитман, мне номерок дал. Он раньше по две пачки в день выкуривал, и вот уже три недели, как и думать забыл.
— Должен же у человека быть какой-то недостаток, — благоразумно рассудила Бекки.
— Это верно, но курильщикам сейчас уж больно нелегко приходится, обложили со всех сторон. Если я хочу курить в рабочее время — изволь выметаться на улицу, а там меня за проститутку принимают.
Бекки отхлебнула вина, потом посмотрелась в ложку, как в зеркало, — проверила зубы. Вверх ногами, зато не черные. Отлично.
— Мне стало полегче. Стоит пар спустить — и все вроде налаживается. Теперь твоя очередь, Жожо. Рассказывай, что у тебя хорошего.
— Ну… В последнее время я что-то ничего не продала. Хороших книг не было. Ну, совсем ничего. А этот паршивец Гант ухитрился за два месяца заключить два больших контракта, и меня это пугает до смерти.
Бекки погрозила пальцем.
— Ну-ка, ну-ка, а разве не ты на прошлой неделе что-то там подписала? Еще рюкзачок от Марка Джекобса себе купила по этому случаю?
— Какой, какой рюкзачок? Это было с гонорара за Эймона Фаррела. Я не говорю о тех авторах, которые у меня уже есть. А мне нужно постоянно пополнять список клиентов. Если и дальше так пойдет, не видать мне годовой премии.
— И рюкзачков таких тебе тогда тоже не видать. Премия, скажи пожалуйста! Ты должна получать проценты со сделки! Стань партнером!
— Над этим я как раз работаю.
— А как твой новый помощник?
— Мэнни? Молодой, сообразительный, остроумный, но… Он все же не Луиза. Надо же ей было забеременеть и меня бросить.
— Через четыре месяца вернется.
— Ты так думаешь? Думаешь, она не уйдет с работы под влиянием нежных чувств к малышу?
— Луиза? Вряд ли.
Луиза была умная девушка, всегда на высоченных каблуках и большая любительница водки с вермутом. Когда забеременела, коктейлям, конечно, пришел конец, но во всем остальном она мало изменилась.
— Плохо мне без нее, — вздохнула Жожо. — Даже поговорить не с кем. — Луиза была единственной в конторе, кто знал о ее отношениях с Марком.
— А как он из себя, этот Мэнни?
— О нет, Бекки. Нет, нет, нет. Тридцать килограммов, совершенно зеленый. Въедливый до невозможности. Любит, чтоб я хорошо выглядела. Считает, что его обязанность за этим следить.
— «Голубой»?
— Да нет.
— Общительный дальше некуда?
— Вот именно. Но умный, черт. Всего две недели как работает, а уже в курсе наших отношений с Ричи Гантом.
— И про Марка тоже знает?
— Да ты что! С ума сошла?
— Когда Марк с книжной ярмарки возвращается? Где она на этот раз?
— В пятницу. В Иерусалиме.
— А ты почему с ним не поехала? — удивилась Бекки.
— Чтобы пропустить рабочую неделю, сидя в отеле в ожидании, когда он вернется с очередных переговоров? — Жожо хотела изобразить негодование, но это у нее плохо получилось. — Нет, ты только представь себе! Целых пять дней в постели. Еда в номер, видеофильмы, каждый день чистые простыни… Что-то особенное есть в гостиничных простынях… Но там слишком много наших, и все в одном отеле. Нас кто-нибудь да засек бы. — Жожо с грустью взирала на пиццу.
В знак солидарности Бекки похлопала ее по руке. Но ничего нового на ум не пришло. С того момента, как четыре месяца назад начался этот роман, они сто раз все переговорили и обсудили, и добросердечная Бекки уже начинала жалеть, что принимает в этом участие.
Житейская мудрость подсказывала, что, раз Марк пошел на сторону, что-то в его браке не ладится. Но роман — это нечто иное, думала Жожо. Невольно чувствуешь себя виноватой. Во всяком случае, с ней было так.