Замурованная. 24 года в аду

Как и его сосед Йозеф Лайтнер, Альфред Дубановски замечал, что жизнь в доме Иббштрассе, 40, полна загадок: «Там было много чего странного, но я и подумать не мог, что все это значило. Герр Фрицль запрещал жильцам всех восьми квартир выходить на задний двор и приближаться к подвалу. Он говорил нам, что подвал защищен какой-то хитрой электронной системой безопасности и кто бы ни приблизился к нему, контракт с ним будет расторгнут без предупреждения».

Было очевидно, что ему есть что скрывать. Были и другие странности в требованиях герра Фрицля относительно своего подвала. «Он часто возил в подвал тележки с едой и покупками – и всегда по ночам», – вспоминал Альфред. Ему нужно было прокормить не один рот. Осмотрительности Фрицля хватало на то, чтобы закупать провиант для пленников в отдаленных супермаркетах, но покупки для обеих своих семей – тайной семьи в подвале и первой наверху – нужно было привозить домой. Количество было не утаить. По словам Дубановски, «этого было слишком много для Йозефа, его жены и трех детей, живших в доме».

Элизабет утверждала, что ее мать ничего не знала о похищении и тем более не была в нем замешана. Отец сам обеспечивал их едой и одеждой. Еще до того, как допросить Розмари, полиция отказалась от версии о ее причастности. «Какая женщина стала бы молчать, если бы знала, что у ее мужа семеро детей от ее дочери, которую он держит взаперти под землей?» – вопрошал главный следователь.

Старшая сестра Розмари, Кристина, убеждена, что та никогда не поверила бы, что ее муж способен на такое.

Бывший коллега Розмари, Антон Кламмер, сказал: «Спрашивают, как она могла не знать об этом – но ведь она так долго жила вне дома – по крайней мере, как раз тогда, когда Фрицль осуществлял свой план. Она любила свою дочь – уверен, она и не подозревала о происходящем. Она боялась его».

Йозеф Лайтнер ничего не может сказать об участии в этом деле Розмари, но помнил, как Фрицль «выгружал пластиковые пакеты, набитые покупками, из своего серебристого „мерседеса“ и нес их в сад между десятью и одиннадцатью часами вечера».

Это было еще не самое странное, что могло насторожить жильцов. «Помню, временами из подвала доносился какой-то стук, который я не мог ничем объяснить, – сказал Альфред Дубановски. – Прямо подо мной раздавался шум, шорохи, удары. Я как-то спросил у Фрицля об этом, и он ответил, что это от газа, который греется внизу».

Дубановски верил, что подвал под ним был пуст. Но он заметил у своего арендодателя определенный режим посещения подвала. Когда тот работал, то спускался вниз по вечерам, но после выхода на пенсию пропадал в подвале каждый день с самого утра, под видом того, что работал над планами по электроинженерии. Он оставался на такой своей «работе» даже после того, как его жена ложилась спать. Ей было строго наказано никогда не беспокоить его.

Семья, принимая во внимание деспотичный нрав хозяина дома, была благодарна за то, что Фрицль проводил дни напролет в своем подвале, служившем ему и мастерской, и кабинетом и в то же время хорошо замаскированным входом в темницу. Вход в сам подвал располагался на заднем дворе, окруженном высокой изгородью. Задний двор был царством Фрицля, как выразился сосед, и незваные гости там были не в почете.

«Ежедневно в девять утра Зепп отправлялся в подвал, якобы для того, чтобы работать над чертежами к аппаратам, которые ему было поручено строить», – сказала его свояченица Кристина. Часто он даже оставался там по ночам, велев жене ни под каким предлогом не беспокоить его. «Рози не могла даже принести ему чашку кофе. Его слово было закон».

Никто не пытался дознаться, что же он делал в подвале, – и на то была причина. «Он запрещал спрашивать его, почему пропадает там так долго», – сказала Кристина.

За Фрицлем давно закрепилась слава человека малообщительного, так что одержимость секретным проектом в секретном подвале не казалась его жильцам такой уж странной. «Герр Фрицль каждый день пропадал в своем подвале, но мне это казалось вполне нормальным», – сказал Альфред Дубановски.

Дубановски также сказал, что Фрицль очень внимательно относился к непривлекательному бетонному сооружению на Иббштрассе с его голыми тусклыми стенами и оконцами-клеточками. «Фрицль был странным. Он говорил мне: „Однажды мой дом войдет в историю“. Теперь я понимаю, что он хотел этим сказать. Только ему можно было ходить в подвал. И он ходил туда буквально каждый день».

Было ясно: что бы ни происходило в подвале, это было по меньшей мере делом сомнительной легальности. У внешне порядочного Фрицля была паранойя по поводу полиции. «Он впадал в панику от одного лишь упоминания о полиции или законниках, – вспоминал Дубановски. – Когда я выезжал, у нас разгорелся спор о том, кто должен оплачивать ремонт двери. Я пригрозил судом, он весь побелел и моментально уступил».