Замурованная. 24 года в аду

Фрицль тогда получил массу смертельных угроз. «Заключенные прекрасно были осведомлены о том, что он совершил, – сообщает источник. – Был даже спор, кто первым нападет на него, – кое-кто хотел его смерти. Были и страхи, что Фрицль покончит с собой, но это никому не было нужно, пока он не объяснит, что и зачем сделал».

Тюремный персонал, как говорят, «пристально наблюдал за ним». Он удостоился особой защиты по двум причинам: во-первых, чтобы он не вздумал «покарать себя сам» и попытаться совершить самоубийство, и, во-вторых, потому что он «занимал не самую выгодную позицию в иерархии арестантов».

«Он казался слегка испуганным», – сказал Гюнтер Морвальд, начальник тюрьмы Св. Польтена. Фрицль говорил мало, но до него постепенно доходило, «что он сделал со своей семьей». Начальник тюрьмы уверял, что он мог наблюдать даже зачатки раскаяния.

Хотя Фрицля держали в изоляции от других заключенных, по соображениям безопасности ему подселили соседа. Его сокамерником был 36-летний профессиональный преступник, осужденный за убийство. Он был прикреплен к Фрицлю, чтобы тот не имел возможности покончить с собой.

«Этот парень отбывал свой срок за насильственные преступления, – рассказал один из заключенных. – Тюремщики выбрали его, потому что он был не из тех парней, с кем обычно имеют дело. Он здоровый бык. Он должен был предупредить надзирателей, если Фрицль будет нестабилен или окажется на грани самоубийства. Можно назвать это домашним контрсуицидальным арестом».

Когда 29 апреля 2008 года Фрицля обследовали психолог и психиатр, оба пришли к выводу, что опасности совершения самоубийства нет. После этого Морвальд сказал, что он выглядит «спокойным и собранным». «Физически он в хорошей форме, – продолжил он. – Сегодня он пройдет медицинское обследование, но не похоже, чтобы у него были какие-то проблемы со здоровьем». И все же в целях его же безопасности он оставался изолированным от остальных заключенных.

Но вскоре снова возник повод беспокоиться за его здоровье. Выяснилось, что у 73-летнего Фрицля было больное сердце, а врачи подозревали у него заболевание крови. Бывший заключенный тюрьмы Св. Польтена, освободившийся в начале июня 2008 года, вспоминает: «Он действительно плохо выглядел. Он сильно похудел и совсем не выходил из камеры, боясь, что на него нападут. Он страдал».

Сначала предполагалось, что может потребоваться целых два года, прежде чем дело дошло бы до суда, – были мнения, что Фрицль столько не протянет. Полиция опасалась, что он умрет в тюрьме до того, как подробно объяснит, за что именно он заточил в подвале свою дочь и их детей.

Тем временем, несмотря на все произошедшее, Фрицль умолял руководство тюрьмы позволить его жене навестить его, хотя ничто не указывало на то, что этого хочет она. Он также хотел видеть Элизабет. Он засыпал в слезах, переполняемый угрызениями совести. Своей команде юристов он пожаловался, что не знает, как родные смогут обходиться без него. В тюрьме Св. Польтена говорили: «В прошедшие три недели настроение Фрицля коренным образом переменилось. Он поступил к нам нераскаянным упрямцем, но сейчас он действительно разбит.

Любопытно, что человек, так долго державший целую семью запертой в подвале, теперь вдруг беспокоится о них». Но Элизабет уже ясно дала понять, что больше никогда не захочет видеть своего отца. За все время ожидания процесса за решеткой у Фрицля был только один посетитель – друг семьи, оставшийся неизвестным.

Сначала тюремщики были шокированы его холодным, надменным отношением. Но после нескольких недель раздумий он начал показывать раскаяние. С этого момента он мог говорить только о том, чтобы вновь увидеться с семьей, чтобы он мог попросить у них прощения и убедиться, что с ними все в порядке. А потом Фрицль впал в глубокую депрессию. Он отказывался покидать камеру на ежедневный прогулочный час для упражнений на свежем воздухе, боясь, что другие арестованные набросятся на него. Он рыдал ночи напролет и действительно сильно похудел. Он чах на глазах.

Несмотря на все случившееся, Фрицль по-прежнему хотел видеть детей, Элизабет и свою жену Розмари. Он сказал своим адвокатам: «Я хочу увидеться со своей семьей, чтобы все им объяснить и узнать, как у них дела. Я за них переживаю».

В своей камере он был завален пятью тысячами электронных писем, источавших ненависть, но кроме этих писем он получил и свыше двухсот любовных признаний от женщин, предлагавших ему свое участие и понимание. Они были уверены, что он был неправильно понят и «добр сердцем». Он, в конце концов, всего лишь запер свою дочь Элизабет в подвале на 24 года, чтобы не дать ей сбиться с верного пути и уберечь ее от наркотиков и алкоголизма. Ему даже прощали тот факт, что дочь зачала от него семерых детей, говоря, что он всего лишь хотел научить свою дочь «радостям материнства».