Замурованная. 24 года в аду

Жертвы подобного сексуального насилия также обычно чувствуют вину за то, что позволяли продолжаться этому так долго. Но и это было бы особенно трудно для Элизабет Фрицль. Ей пришлось терпеть насилие семь лет еще даже до того, как она переступила порог подвала. Когда это началось, она была еще в таком возрасте, что даже не понимала, что происходит, не говоря уже о том, чтобы прекратить это. Потом, когда она была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что делает с ней ее отец, и уже была сознательной, чтобы положить этому конец своим бегством, она оказалась в заточении. Годами она могла проклинать себя за глупость, что позволила заманить себя в подвал. И с самого начала, еще сидя в оковах и во мраке, ей пришлось пойти на этот страшный компромисс с самой собой. Как позднее сказала она сама: «Передо мной поставили выбор, умереть с голоду или быть изнасилованной».

В этих условиях у нее до сих пор могли оставаться гложущие сомнения, не является ли отчасти и она ответственной за произшедшее с ней. Дополнительное чувство вины она могла чувствовать и от того, что ей приходилось потакать похотям своего отца на глазах у своих детей.

Абсурдно, но жертвы нередко чувствуют себя виновными в том, что их обидчик оказался за решеткой. Ведь Элизабет отправила собственного отца в тюрьму. Она обещала поддержать легенду о том, что бежала в секту, чтобы ей было разрешено навестить Керстин в больнице. И поначалу она изо всех сил старалась сдержать слово. Полиции потребовалось допрашивать ее несколько часов, прежде чем она «предала» отца. Конечно, то, что сделала Элизабет Фрицль, по всем меркам было всецело оправданным шагом, но в ее неустойчивом душевном состоянии она вполне могла расценивать это как свою вину.

Работа с жертвами насилия и с самими насильниками помогла врачам как можно лучше прочувствовать сложные отношения, существующие между ними, и Карпентер полагает, что Элизабет может быть подвержена стокгольмскому синдрому. «Получивший свое название в 70-х годах, стокгольмский синдром означает, что, когда жертва напрямую обязана обидчику своей жизнью, между ними возникает любопытная, почти детская привязанность, – объяснила она. – Жертва может с жаром защищать преступника и даже брать большую часть вины на себя. Особенно в том случае, если сам преступник обвинял ее в этом».

В случае Элизабет такая привязанность только сильнее из-за того факта, что ее тюремщиком был ее собственный отец. Ее предстоит убедить в том, что и такие чувства тоже нормальны, и помочь ей выразить их. А это будет невозможно, если навесить на нее ярлык сумасшедшей или виновной.

Элизабет Фрицль пережила и другие моменты, несвойственные другим жертвам насилия. Она стала матерью шестерых детей – детей, к которым она должна была испытывать двойственные чувства. Все они были живым, постоянным напоминанием о ее нежеланной кровосмесительной связи со своим отцом. Все они в большей или меньшей степени были такими же жертвами. Как мать, она могла чувствовать себя виновной в том, что не могла защитить их, – хотя она и сделала все, что было в ее силах, чтобы не причинить им вреда.

Матери нескольких детей всегда предпочтительно быть беспристрастной в общении с ними. В случае Элизабет сложность представляло и это. Все же детей, которые разделяли с ней ее плен, она знала гораздо лучше, чем тех, которых отняли сразу после рождения. Также будет непросто не ставить тех, кто, как и она сама, оказался жертвой садистского решения Фрицля запереть их в подвале, над теми, кто жил жизнью более легкой, дыша воздухом и ступая по земле. И сами дети, конечно, не избегут подобных проблем и тоже будут нуждаться в серьезной поддержке, чтобы помочь им разобраться и справиться со своими чувствами.

Возвращение Элизабет Фрицль в австрийское общество будет проходить долго и болезненно. Возможно, не менее болезненно, чем первые ее несколько месяцев в заключении. Прежде всего, ее нужно оградить от сотен глаз во всем мире, следящих за ней, поскольку сейчас она пытается примирить в себе сложные и противоречивые чувства, которые борются в ней. Но у нее перед глазами есть яркий пример: Наташа Кампуш. Наташа оказалась достаточно сильна, чтобы обратить свою трагедию себе в плюс. Вместо того чтобы упиваться своими страданиями, она использовала их как трамплин, для того чтобы построить новую жизнь и карьеру, и она предложила Элизабет свою помощь.

Конечно, если только мы имеем право сравнивать такие вещи, тяготы Элизабет были и глубже, и дольше, нежели Наташины, но она пережила их, тогда как многие более слабые души не справились бы. Остается только надеяться, что и у нее хватит самообладания использовать свою возможность преуспеть в жизни.

Теперь, однако, Элизабет предстоит пережить резкий переход из мира, где она постоянно чувствовала себя одинокой, в мир, где она постоянно будет окружена людьми. Из мира, где единственным взрослым человеком был ее звероподобный насильник, она попала в мир, где рядом с ней находятся люди, которые хотят заботиться о ней.