В это время из дворца показалось шествие. Среди пилонов, окруженный рабами, показался Иосиф в багрянице и со всеми знаками своего высокого звания. Рабы веяли над ним опахалами. За ним, окруженная рабынями, вместе с детьми выступала Асенефа, держа одного мальчика правою, другого – левою рукою. И над этой группой в воздухе веяли опахала.
За Иосифом, его женой и детьми следовали царедворцы: Циамун, Сутехмес, Путифар и множество других.
– Да здравствует адон Иосиф, псомпфомфаних земли египетской, отец его святейшества фараона и кормилец его народа! – послышались громовые возгласы, едва толпа увидела своего любимца и спасителя.
Иосиф первый вступил на царственную колесницу, запряженную парою превосходных белых коней, увешанных шелковыми бахромами и серебряными бубенчиками. За ним вступили в свои колесницы Асенефа с Манассией и Ефраимом, а за ними и все сановники, каждый в свою колесницу. Около каждой колесницы находились свои скороходы.
Роскошные колесницы, дорогое убранство коней, веявшие в воздухе опахала, сверкавшее везде золото, блеск драгоценных камней в уборе Асенефы – все это ослепляло толпу своим великолепием.
– Да здравствует адон! Да здравствует псомпфомфаних великий, кормилец Египта! – дрожал воздух от взрывов народного восторга.
Шествие двинулось к Нилу. Это Иосиф ехал встречать своего отца Иакова и своих братьев со всем племенем Израиля.
– Мы скоро увидим дедушку! – радостно болтали Манассия и Ефраим.
Скоро торжественное шествие, сопровождаемое толпами египтян, переехало на плавучих платформах через Нил, на том берегу которого шла вечная работа, нагрузка на плоты гранитных плит, предназначавшихся для возведения в Мемфисе и в «городе мертвых» храмов, пирамид и обелисков.
Черные арабы, производившие погрузку камня, тянули со стоном свою нескончаемую песню:
Иосиф, услыхав заунывное пение черных невольников, остановился и велел позвать к себе начальника мацаев.
– Поди и объяви невольникам, – сказал он главе мемфисской полиции, – что адон Иосиф освобождает их от работы на три дня. Скажи им, чтобы они шли к моему двору, и пусть мой домоправитель Рамес заколет для них достаточно от стад дома моего и угостит их обильною трапезою и вином во здравие моего отца, великого старца Иакова.
Шествие двинулось дальше при радостных возгласах осчастливленных невольников и продолжало поход по пути, ведущему в Идумею и Ханаан. Стук колесниц по каменистым возвышенностям Мокаттама, ржание коней, звон бубенчиков, щелканье в воздухе бичей возниц – все это далеко разносилось по пути торжественного шествия. Но едва Нил, Мемфис и его храмы и дворцы скрылись за холмами Мокаттама и виднелись еще на западном горизонте синеватые массы великих пирамид Хеопса-Хуфу и Хефрена-Хафра, как впереди показался караван верблюдов. Завидев его, несколько скороходов, размахивая в воздухе своими тростниковыми жезлами, бросились вперед, чтобы удалить с пути шествия торжественного кортежа встречный караван неведомых измаильтян.
Караван отошел в сторону и остановился. Вожаки его также почтительно выстроились каждый около своего верблюда. С передового из них сошел на землю, по-видимому, начальник каравана, красивый средних лет мужчина с пантеровой богатой шкурой на плечах и с золотыми кольцами и запястьями на руках. Копье его и щит сверкали золотой отделкой. Когда колесница Иосифа поравнялась с этим представительным измаильтянином и глаза Иосифа и измаильтянина встретились, Иосиф вздрогнул.
– Останови коней, – тихо сказал он своему вознице.
Колесница Иосифа остановилась. Приостановилось и все шествие.
– Мир тебе, благородный Баал-Мохар! – проговорил Иосиф измаильтянину.
Тот, видимо пораженный словами знатного египтянина, которого он принял за самого фараона, молчал, почтительно приложив руку к сердцу и припав на одно колено.
– Подойди ко мне, благородный Баал-Мохар! – снова проговорил Иосиф. – Не бойся, подходи.
Измаильтянин нерешительно приблизился к колеснице Иосифа.
– Не узнаешь меня, благородный Баал-Мохар? – ласково спросил последний.
– Прости меня, великий фараон, – робко отвечал измаильтянин, снова припадая на одно колено, – глаза мои в первый раз видят пресветлое солнце Египта, сына Амона-Ра.
– Я не фараон, – улыбнулся Иосиф. – А не припомнишь ли ты, благородный Баал-Мохар, как ровно двадцать пять лет тому назад, проходя со своим караваном из своей земли в землю египетскую, ты и твой старый каравановожатый Бен-Гури, в пределах Ханаана, в полях Дофиама, купили у ханаанейских пастухов отрока Иосифа и, отведя его в землю египетскую, продали архимагиру Путифару? Не припомнишь?
– Помню, великий господин, – отвечал измаильтянин.
– Я – тот бывший отрок Иосиф, проданный вами Путифару, – сказал Иосиф.