Замурованный бог

      Ровно в час ночи он вышел из дома. Со станции Пятницкое Шоссе сейчас отправляется последний вагон. Парень спустился на лифте вниз, вышел на улицу. Диггер почувствовал холодный ночной воздух. Несмотря на поздний час, рядом с метро ещё сновали редкие прохожие. Все окрестные магазины были закрыты – цветочный с глупой неоновой вывеской, пузатый торговый центр, крохотный магазинчик, где иногда можно купить алкоголь после одиннадцати. Только ларёк с шаурмой был всегда открыт для посетителей. «Шаурма 24»: гордо гласила вывеска на ларьке, и грустный повар восточной внешности с мокрым от пота широким лбом делал монотонные движения рукой, разрезая жирное мясо, медленно крутящееся на вертеле.

      Парень нырнул в метро. Подземка никогда ему не нравилась. Вечное вавилонское столпотворение, некрасивые злые женщины, бомжи и алкоголики, спешка, недосып. Но ночью метро было совершенно другим. Огромный, освещённый ярким электрическим светом совершенно пустой зал с гранитным полом немного пугал своими исполинскими размерами.

      Может, повернуть обратно?

      Денис подошёл к краю платформы. Скоро должен прибыть тот самый последний вагон, который отвезёт его на Площадь Революции. Но поезд не торопился. На электронном табло, висевшем над туннелем, горели красные цифры: 4:23. Ровно столько времени прошло с тех пор, как предыдущий поезд скрылся в темноте подземного прохода. Это заставляло нервничать. Диггер не был уверен, что хочет ехать на подземную советскую базу. Это был его первый раз, и он переживал. Вдруг его поймает полиция, и потом возникнут проблемы с университетом.

      Последнего поезда всё не было. Может, он уже давным-давно уехал. Пожалуй, пора повернуть обратно и пойти в сторону турникетов. Стоило только об этом подумать, как за спиной послышался шум. Из глубины тоннеля показался слабый кружок света.

      Старый зелёный поезд ещё советской модели с грохотом застучал по рельсам. Он остановился у платформы и открыл дверцы. В вагоне не было заметно ни одного пассажира.

      Осторожно, двери закрываются. Следующая станция: Волоколамская.

      Двери за спиной захлопнулись. Поезд резко качнулся и медленно поплыл в черноту, всё разгоняя скорость. Денис плюхнулся на жёсткое сиденье, положил на колени рюкзак и обнял его двумя руками. По полу каталась пустая зелёная банка из-под пива. Она быстро-быстро катилась то в один конец вагона, то в другой.

      Станция: Волоколамская.

      Волоколамская тоже была пуста. Дениса будет легче заметить, если он будет единственным человеком на платформе. И кто знает, какой попутчик может присоединиться к нему. В такой поздний час порядочные люди сидят дома. Стоило этой мысли просочиться в голову, как в вагон вошёл человек с длинными немытыми волосами, за которыми не было видно лица, в тучной потрёпанной куртке коричневого цвета и больших, мешковатых штанах. Вместе с ним в вагон влетел ядовитый запах спиртного. Бомж.

      Бездомный увидел другого пассажира и на его чумазом лице заиграла сумасшедшая улыбка. Он как будто обрадовался, что едет не один и направился ко второму пассажиру.      По счастью, он сел не рядом, а напротив. Бомж достал из-за пазухи блестящий, жирный пирожок, источавший едкий запах жаренного масла, и принялся с удовольствием его жевать, не сводя глаз с диггера. Тот, в свою очередь, старался делать вид, что смотрит не на него, а просто оглядывается по сторонам.

      Станция: Мякинино. Платформа справа.

      Обглодав наполовину свой пирожок, нищий начал шевелить губами, словно пытался что-то сказать. Когда механический голос, объявляющий станцию, стих, Денис прислушался. Бомж действительно что-то бормотал, но очень тихо, и из-за шума поезда разобрать его речь было трудно. Когда всё же донеслись какие-то разрозненные, никак не связанные друг с другом слова и выражения, стало ясно, что бездомный просто говорит невпопад. Денис знал, что на медицинском языке такое называется шизофазия.

      Попутчик доел свой пирожок и аккуратно, почти по-джентльменски убрал салафановый пакет обратно в карман куртки. Бомж положил ногу на ногу и усмехнулся, глядя на Дениса. Пусть смеётся, главное, чтобы не подходил.

      Так они проехали несколько станций. Бомж постоянно что-то говорил себе под нос и тихо смеялся, не отнимая взгляда от пассажира напротив. Это здорово действовало на нервы. Желание выйти из вагона и подняться на поверхность было очень сильным. Но уже в середине пути стало ясно, что этот бомж, в общем-то, совершенно безобидный. За всё время пути он не предпринял ни одной попытки подойти и начать контакт, и поэтому бездомный вскоре перестал занимать начинающего диггера.