Замуж на неделю

Магию отнимала и сама Лиза. Отчетливо чувствовалось, как через прикосновение сила перетекает к ней, почти неживой сейчас, с едва угадываемым дыханием. Но в то же время ощущалось совсем не так, как в предыдущие разы. Словно сейчас действовал вовсе не ее дар, а нечто иное… Словно его магия зачем-то была нужна ей там за гранью… Очень нужна…

И сила уходила.

Уходила по крупицам, заставляя сжимать зубы и переносить это стойко. И не было ни единого намека на сомнение или сожаление. Наоборот, с каждым мгновением крепла уверенность, что поступает правильно.

Все это время он считал, что точно знает, как лучше. Все это время пытался подстроить Лизу под себя, как закостенелый слепец, не замечая, что она просто не может так. Не видел, не хотел видеть, что ее страхи – вовсе не блажь. Все это время она боролась с ними одна, ведь он не был ни ее опорой, ни ее защитником, а как раз лишь мешал во всем. И к чему все это привело?

Она вот-вот умрет.

Но раз она пошла на подобный риск, иного варианта у нее не оставалось.

Жаль, что пришлось через все это пройти, чтобы понять простую истину… Лизу нужно не переделывать, а принять такой, какая она есть. Ведь именно такую, неугомонную, деятельную, совершенно необъяснимую и нелогичную, он и обрел. И безумно теперь боялся потерять навсегда…

– Что бы ты ни задумала, – прошептал он порывисто, прижимая ее к себе, – я в этом с тобой до конца.

Пусть она не могла слышать его сейчас, но на миг почудилось, что ее тонкие холодные пальчики в его ладони чуть дрогнули…

Елизавета

– Как это…может умереть?.. – я смотрела на мрачного Вермиля во все глаза.

– А вот так, – он развел руками, – из-за магического истощения. Я, конечно, сам немало поражен, что в кои-то веки твой разлюбезный герцог вместо разрушения чужих планов вдруг взял да поступил по-умному. Но тут суть в том, что он и без того уже магически вымотан, а передача остатков магии тебе и вовсе может твоего ненаглядного добить.

– Так отправьтесь к нему, скажите, чтобы прекратил! – меня уже едва не трясло от накатившей паники.

– И как я это сделаю? – не менее нервно парировал темный маг. – Если ты вдруг забыла, я теперь к физическому миру вообще никак не привязан, так что даже на несколько секунд туда наведаться не в состоянии. Тут у нас с тобой одна надежда на то, что ты управишься раньше, чем истощение магии добьет твоего Риана.

Я уже хотела было тут же рвануть вперед, прямо по усилившейся тяге дара, как Вермиль придержал меня за руку.

– Лиза, я не смогу с тобой пойти, – смотрел на меня крайне серьезно. – Я останусь здесь и постараюсь сдержать темную колдунью, сколько получится. Она ведь наверняка уже ощутила прилив тут магии и намерена помешать тебе отдать дар Элизе. Но даже и без ее вмешательства, я не знаю, что тебя там ожидает. Здесь мы в той части призрачного мира, что принадлежит именно ей, колдунье, это отражение ее сути. Ты же попадаешь в ту грань, что будет отображать внутренний мир самой Элизы. А какие демоны таятся в глубине ее покалеченной души, мне неведомо. Как неведомо и то, как именно можно дар передать. Но ты не спеши. Жизнь твоего Риана здесь отмеряется не временем, а количеством отданной тебе магии. Просто будем надеяться, что тебе понадобится ее чуточку меньше…

– Спасибо, – мой голос дрогнул, – спасибо, что все же помогаете, хотя вам это и ни к чему.

Вермиль отвел взгляд.

– Я и не собирался тебе помогать. Я просто хотел уйти. Но почему-то именно ты помогла мне открыть глаза на самого себя… Без сомнений, мы видимся в последний раз. В независимости от того, справишься ты или нет, больше наши с тобой пути не пересекутся. А мне почему-то хочется, чтобы хоть кто-то знал…

Помолчав, словно в горле встал ком, он все же продолжил:

– На самом деле я просто трус. Всего лишь трус. Большую часть жизни я был целителем, помогал людям, но когда… – перевел дыхание. – Когда умирала моя мать, а я оказался просто не в силах ей помочь… Тогда-то я понял, насколько я слаб. И я поддался темной магии… Трусость гнала меня в эту тьму, позволяя спрятаться за ширмой отчуждения и презрения. И даже после, когда Элиза убила меня, а мой дух оказался прикован к физическому миру из-за необходимости искупления злодеяний, я не понимал, почему я хочу уйти… Я так стремился в вечность лишь затем, чтобы все так же спрятаться. Но теперь уже не во тьме, а в небытие. Раствориться в этом безграничном спокойствии и больше ничего не чувствовать. Ни трусости, ни чувства вины…

Только сейчас перевел на меня усталый взгляд: