– Я разговариваю с Женей, потом, – отмахивается она; в её голосе нет раздражения – так, равнодушие и мимолётная досада.
Он безропотно отходит. Сергей! Гроза уголовников и сослуживцев! Это так непохоже на него, как будто под знакомой личиной скрывается совсем другой человек.
– Маша, может, ему и вправду что-нибудь нужно? – почти жалеет его Евгения.
– Перестань. Что он – маленький мальчик, у которого не расстёгивается пуговица на брючках?
– А ты жестокая, – удивлённо замечает Евгения.
– Жестокая, – ничуть не обижается она. – Доброта и жалость на сегодня кончились, обещали завтра подвезти.
Неужели женщина может так кардинально измениться? Похоже, разбуженной гордостью человек проверяется почти так же, как деньгами и славой…
– Ты тоже не шибко жалостливая, – выводит её из задумчивости голос Маши.
– Да?!
– Да-да! За всё время, пока мы с тобой разговариваем, ты ни разу не взглянула на своего Виталия! А он тебе такие взгляды посылает! И за столом сидючи почти с ним не общалась. Пришлось мне опекать бедного мальчишку! Ладно, ты меня усовестила. Пойду, узнаю, что было нужно моему пацанёнку.
Евгения тоже вспоминает: и правда, как там её Виталик? А он стоит и увлечённо беседует с Аристовым. Со стороны посмотришь – лучшие друзья! Только что-то не верится в их добрые чувства друг к другу. Особенно она сомневается в Толяне. Не замыслил ли чего этот аферист?!
Она бы ещё размышляла и выдвигала всяческие версии, но тут Нина зовёт всех за стол. А поскольку помогает ей Лена – прирождённый учитель и лидер через пять минут все уже сидят на своих местах. За горячим.
– О чём ты так оживлённо беседовал с Аристовым? – спрашивает наконец Виталия Евгения.
– Он предлагал мне подписать один договор, – отвечает тот и как-то странно и очень внимательно смотрит на неё. – Завтра мы должны встретиться и обговорить детали.
– И для тебя этот договор выгоден?
– Если всё так и обстоит, как он говорит, то чрезвычайно выгоден!
Договоы-приговоры-наговоры! Это ей неинтересно. Евгения никогда не чувствовала в себе коммерческой жилки. Её лишь посещает мысль о ненаписанной акварели, и так же незаметно уходит – чего думать о несбыточном?
– Ешь, Евгения! – говорит слева от неё Аристов и кладёт ей огромную отбивную размером с полтарелки. Справа, в это же время, ей накладывает гарниры Виталий. Они сталкиваются ложками над её тарелкой и смотрят друг на друга, раздвинув губы в странных ухмылках – что это за договор, который так определил их отношения?
Глава четырнадцатая
В среду, лишь Евгения открывает дверь в офис, на неё выплёскивается стойкий запах валерианки вместе с каким-то терпким дезодорантом.
На площадке, перед своим кабинетом, стоит мрачный президент фирмы с баллончиком какого-то средства в руке и яростно жмёт на распылительную головку.
– Чёрт знает, что! – ругается он. – У нас порядочное заведение или курсы косметичек? Или больница?!
– Что случилось? – изумляется Евгения.
Он достаёт из кармана купюру и просит:
– Лопухина, не в службу, а в дружбу: купите, пожалуйста, в ближайшем киоске освежитель воздуха. Только не цветочный. Что-нибудь порезче. Может, с запахом ели…
– У нас никто не заболел?
– У нас истерика! – он уходит к себе и с шумом захлопывает за собой дверь.
Евгения, секунду-другую постояв в пустынном холле, идёт в киоск за освежителем. Перенюхав их с добрый десяток, она останавливается на запахе фантазийном.
Впрочем, во второй её приход валерианки почти не слышно.
– Лучше этого ничего не было, – говорит она президенту.
– Поставь на полку, – бурчит он, не отрывая взгляда от бумаг; то ли до сих пор злится, то ли ему стыдно за свой взрыв.
Евгения по запаху, как по радиомаяку, доходит до кабинета главного бухгалтера.
Ирина, обессиленная, полулежит в чёрно кожаном кресле, а Лада обмахивает её газетой. Увидев входящую, Ирина медленно поднимается, точно панночка из фильма "Вий". Так и кажется, что сейчас по её бледному, безжизненному лицу скатится кровавая слеза.
– Ира, тебе плохо? – спрашивает Евгения, когда голова женщины опять откидывается на спинку кресла.
– Мне хорошо, – говорит она хрипло. – У меня отняли силы восторг и радость жизни.
– Ты поссорилась с Валентином Дмитриевичем?
– Нет, это личное, – отвечает за неё Лада.
Евгения пожимает плечами и поворачивается, чтобы уйти. Совсем недавно, чуть ли не в первые часы знакомства, они обе вывалили на неё столько личных подробностей, что ей трудно было переварить.
– Личное – так личное!
– Эдик… Он развёлся женой.
– Ну и что?
Впервые она видела, чтобы женщина рыдала оттого, что её любовник развёлся с женой!
– Как ты не понимаешь! Он! Который никогда бы не развёлся просто так!
– Ах, да, ты имеешь в виду чепуху по поводу того, что нужно чувствовать ответственность за приручаемых?
Евгения специально говорит об этом резко и неэмоционально – ей неприятно. Кому понравится созерцать чужое грязное бельё?! Почему нужно обсуждать со всем коллективом подробности своей жизни? Действительно, сугубо личные!
– Я знаю, он собирается жениться на другой!
– И ты можешь этому помешать?
– Нет! Его ничто не остановит!
– Тогда чего ты воешь?
– Хочу и вою!