Замуж - не напасть

- А можно насиловать по их воле?

Он внимательно посмотрел на неё и покачал головой.

- Все ясно. Тяжелый случай налицо: примитивные представления о жизни, отягощенные бытовым ханжеством... Конечно можно, Женя. И даже приходится.

Напросилась! Теперь её обвинили в ханжестве. Вот что значит нездоровое любопытство. Незаметно они сползли на скользкую тему. Здесь у них явно разные весовые категории. Наверняка, Виктор даже не представляет себе, насколько неграмотна она в подобных вопросах. То есть, литературу она читала, кино смотрела, но в жизни её все выглядело намного проще. И неинтересней.

- Небось, любишь все расставлять по местам, чтобы было правильно, как положено? - продолжал почему-то злиться он.

- Не пойму, кто ты?

- По специальности? Или по призванию? Не волнуйся, не сексуальный маньяк.

- Все так говорят! - пошутила она фразой из какого-то кинофильма и поймала себя на мысли, что вовсе не боится его. От жизни устала, что ли?

- Скорее, я - исследователь, - задумчиво проговорил он.

- Исследователь женщин?

- А разве это чудо природы всесторонне исследовано? И не осталось никаких тайн?

- И у тебя есть лаборатория?

- К сожалению, однокомнатная. Но с ванной.

- Это удобно, - согласилась Евгения. - Тогда ты - наверняка холостяк!

- Женя, ты неоригинальна. Этот вопрос задает обычно девяносто процентов женщин.

- Женщины, переведенные на проценты... Фраза, достойная исследователя. Можно подумать, речь идет по крайней мере, о гареме царя Соломона.

- Гарем бы я не потянул. Не в смысле мужской силы, а в материальном отношении - их же всех пришлось бы содержать!

Разговор между ними стал выглядеть какой-то балансировкой на грани пошлости и пустого трепа, поэтому Евгения решила: пора и честь знать! Она поднялась с бревна и проговорила светским тоном:

- Благодарю за доставленное удовольствие видеть вас!

- Ну ты даешь! - присвистнул он, не трогаясь с места. - А говорила, что не кокетка. Чего это вдруг ты спохватилась? Вспомнила о супружеском долге? Забыла сварить борщ?

Она фыркнула.

- Я тебе неприятен?

- Отнюдь!

Вот черт, опять кого-то копирует! Неужели действительно она не умеет общаться по-человечески?

- Тогда пойдем.

И она пошла. Не думая о том, что кто-то из знакомых может её увидеть. Об Аркадии она почему-то не вспомнила.

Квартира её нежданного знакомого вовсе не была похожа на вертеп, чего она в глубине души боялась. И, похоже, не было в ней постоянной женщины. И шторы на окнах были, и тахта покрыта хорошим покрывалом, и картина на стене намекала на некий уют... Но огромный музыкальный центр на полкомнаты, инструменты в ящике, у батареи, стопки кассет повсюду...

- Да разведен я, разведен! - вдруг отчего-то сказал он с сердцем что-то такое прочел для себя в том интересе, с которым она оглядывала его квартиру? - Никто посторонний сюда не войдет, никто не постучит! Это моя квартира!

- Пожалуйста, - пожала плечами Евгения. - Я на неё вовсе не претендую.

- Прости! - он поцеловал её руку. - Не обиделась? Я быстро. Поскучай немного.

Он не стал включать верхний свет, зажег торшер с темно-бордовым абажуром и поставил какую-то музыку. Знакомое, подумалось Евгении. Хампердинк, что ли? Но вслух она своих догадок высказывать не стала, чтобы не попасть пальцем в небо. Наверняка он - меломан, знаток... Музыка как-то незаметно захватила её. Она будто лилась потоком со всех стен и мягко окутывала , завораживая. Что там говорил по этому поводу Остап Бендер? "Типичный охмуреж под звуки мандолины". Кажется, она произнесла это вслух, потому что вернувшийся из кухни с подносом Виктор кивнул:

- А то нет!

Из маленькой навесной полки - книжной, приспособленной под мини-сервант - он достал бокалы. На журнальном столике уже стояла бутылка какого-то вина.

"Киндзмараули", - похвастался Виктор. - Из Тбилиси друг привез.

Может, ещё не поздно встать и уйти? Но Евгения продолжала сидеть, понимая, что она уже заступила за черту. В детстве, играя в "классики", в таких случаях они кричали друг другу:

- Стратила!

То есть, на время выбыла из игры. Вот и она выбыла. Из своей привычной жизни.

Тот день, когда она познакомилась с Виктором и провела у него ночь, вернувшись домой под утро, перевернул её жизнь. Прежде подруги рассказывали Евгении, что сексом можно заниматься долго, но, сколько она себя помнила в семейной жизни, лишь первую неделю медового месяца они... совокуплялись какое мерзкое слово! - дважды в день, утром и вечером, потом только вечером, перед сном, потом раз в неделю, потом... Но чтобы всю ночь! Она считала, что женщины, рассказывая о таком, просто преувеличивают.

Вначале она ещё повторяла себе: нужно идти домой, но время вдруг стало существовать отдельно от нее. Шло себе и шло, где-то в другом измерении, пока не стало светло за окном.

Сонный Виктор только пробормотал:

- Я тебя провожу.

- Не нужно. Уже утро, а я живу в соседнем доме, - сказала она, целуя его в губы и смутилась: на нижней губе Виктора темнел синяк. Евгения, ты страшная женщина!

- Я буду ждать тебя завтра. В семь, - сказал он.