- Хочешь сказать, что такую попытку она больше не повторит?
- Ничего такого я гарантировать не могу. Врачи говорят, тот, кто попробовал хоть один раз лишить себя жизни, опять войдет в эту дверь.
- Значит, ничего нельзя сделать? - спрашивает он с отчаянием.
- Не знаю. Может, надо посоветоваться с психотерапевтом? Знаю одно: от тебя уже почти ничего не зависит. Нина считает, что испортила тебе жизнь. Будем надеяться, её не толкнет на такой поступок чувство вины...
Бедный Аристов! Неизвестно, кому сейчас из них хуже: ей, что сидит одна в четырех стенах. В воскресенье. Или ему, на всю жизнь приговоренному к женщине, которую однажды взялся защищать. Можно было бы долго убиваться по этому поводу, но, как всегда, звонит телефон - главный отвлекатель Лопухиной от дурных мыслей.
А звонит Роберт. Муж Серебристой Рыбки.
- Завтра похороны. В десять часов. Приходите.
- Ты ко мне - на "вы".
- Я имею в виду тебя и Виталия.
- У него другой телефон, и мы не общаемся.
- Ты, Женя, отчаянная женщина. Разве можно бросаться такими мужиками?
- Какими - такими?
- Надежными. Крепкими. Поверь мне, сейчас таких мало.
Она вслушивается в его голос: никаких трагических нот. Как будто, не любимая жена умерла, а... а... вагон с лесом в пути задержался! Евгения диктует ему телефон Виталия и ужасается про себя: неужели со смертью человека в жизни его близких не ощущается пустоты? Или они тут же эту пустоту стремятся заполнить? И уж совсем добивает её предложение Роберта:
- Может, давай как-нибудь встретимся, поужинаем, повспоминаем?
Что вспоминать? Проведенные вместе три дня? Или Юлию, которая уже тогда говорила о безысходности своей жизни?
- Ладно, встретимся как-нибудь, - внешне бесстрастно соглашается она.
- так завтра приходи, не забудь! - напоминает ещё раз Роберт и вешает трубку.
Будто приглашает на банкет! С ума можно сойти! Она берет в руки гитару. Недавно в сборнике молодых поэтов она отыскала одно стихотворение, которое поразило её своей выразительностью и откровенностью. Сейчас она подберет к нему музыку и... Опять звонит телефон - её главный отвлекатель от серьезных дел!
- Женя, как ты смотришь на то, что мы с Эдиком зайдем к тебе в гости?
- Заходите, - говорит она, вздыхая про себя - подруги, даже любимые, не всегда могут приходить кстати.
Они приходят оживленные, загорелые. Эдик вручает Евгении большую морскую раковину.
- Презент!
- Мы только приехали, - рассказывает Надя. - Оказывается в гостинице сидеть просто невыносимо. Внизу ресторан и через открытые окна бьет по ушам громкая музыка: то про завязанные узелки, то про женщину, которую и ему бы...
- Кому? - не понимает Евгения.
- Ну, тому мужику, который все время повторяет: ах, какая женщина, мне б такую!
- А-а-а...
- Дело в том, что рядом с домом, в котором мы останавливались, был бар, и там сутками громыхала музыка, и тоже о том же! В конце концов стало казаться, что наша кровать стоит прямо на эстраде. От музыки, причем оглушающей, не было спасения нигде. Ее слышно было на пляже, в горах, где мы было попробовали укрыться, в кафе, на теннисном корте... Словом, захотелось чего-нибудь потише...
- У нас прямо-таки мечта появилась, - продолжает её муж, - посидеть где-нибудь в прохладной комнате, попивая хорошее вино, - он ставит на стол красивую бутылку, - при свечах...
Надя роется в сумочке и достает упаковку свечей в прозрачной обертке.
- магазин уже закрывался. Еле упросили продавщицу, чтоб нам их продала. Думали, вдруг у тебя нет?
- При свечах, - Эдик укоризненно смотрит на жену, которая перебила его монолог, - и чтобы музыка звучала негромкая: брень-брень...
- А я сразу сказала, - не выдерживает Надя, - этот оазис - у Женьки в квартире. Играет она на гитаре, говорю, заслушаешься!
Как бы ты не бился за свою свободу, от соседствующего с тобой на планете человечества не отгородишься! Все равно, у тебя остаются обязанности. Например, быть гостеприимной. И не показывать друзьям, что именно сейчас ты бы хотела совсем другого - просто побыть одной!
Глава восемнадцатая
Дверной звонок буквально вытаскивает Евгению из душа. Она только что пришла с работы. Правда, подвезли её до дома Эдик с Надей, но и короткий путь в машине дал ей почувствовать силу солнца, которое и в сентябре, кажется, не потеряло своей мощи и жарило по-летнему, за тридцать.
- Женя, - нерешительно говорит, входя в открывшуюся дверь, соседка Кристина. - Там не тебя зовут?
- Где - там? - изумляется Евгения.
- Посреди двора стоит какой-то вдрабадан пьяный мужик и орет: "Женя! Лопухина!" По-моему, я видела, как он выходил из твоей квартиры.
Евгения краснеет.
- Извини, Кристя, я сейчас!
И бежит в комнату Никиты, которая выходит окнами во двор. Соседка, осторожно прикрыв за собой дверь, уходит.
О, Господи! Во дворе стоит пьяный Аристов. И кричит.
- Женя! Лопухина!
Всю фамилию ему произнести трудно, потому он выкрикивает её в два приема:
- Лопух-хина!
Что звучит прямо издевательски.
Евгения впрыгивает в спортивные тапочки и бежит к лифту. Кристина, которая специально оставила открытой дверь, и её караулила, спешит следом.