Он наливает обоим шампанского и залпом отхлёбывает половину бокала.
- Лёвушка! Она и называла-то его только так - на Льва он не тянул, будто это имя ему в насмешку дали! Никчемный, неприспособленный к жизни человек! Она его за слабость полюбила...
Роберт усмехается, и лицо его принимает жёсткое выражение.
- В общем, моя жена прониклась его бедами - он как раз без работы болтался - и попросила меня что-нибудь ему подыскать. Я поговорил со знакомыми ребятами на художественном комбинате и они пристроили его напарником к одному мозаичнику - у этого Лёвушки оказался диплом художника-прикладника...
- Я был в командировке, в Канаде, когда он пришёл к нам с благодарностями. Получил первую зарплату и понял, что он в неоплатном долгу - таких денег он прежде и в руках не держал! Как на грех, в этот день старшего сына взяла к себе моя мать, а младшего - тёща. Развязали руки для приёма благодарности! Представь, она у него была первой женщиной, это в тридцать-то лет! Таким хрупким, беспомощным непременно надо, чтобы их подобрали, пригрели...
Он умолкает, но если и не скажет больше ни слова, Евгения отчётливо представляет себе, что было дальше. Похоже, воспоминания даются Роберту нелегко - на лбу его блестят капельки пота, а руки нервно подрагивают.
- Не надо, не говори больше ничего, - она касается его руки, но он будто не слышит.
- Юля ушла. Они сняли квартиру на окраине города... Говорят, якобы, женщина не может просто так взять и бросить своих детей, но моя жена была странной женщиной. Может, она заразилась от него? Она не приходила, не звонила и никак не пыталась увидеть наших мальчишек. Клянусь, я не пошевелил даже пальцем, чтобы вернуть её, и тогда вмешалась тёща. Пошла к его матери. Какие она доводы приводила, не знаю. Скорее всего, обычные, житейские: семья, несчастный муж, дети-сироты при живой матери. Словом, сладкую парочку они развели и жену-блудницу вернули в дом...
Он начинает искать по карманам платок и находит его там, куда уже не раз совал руку.
- Вроде, и не виноват, а чувство вины не даёт мне спокойно жить: будто это я её убил. Конечно, я пытался... заставить её жить по-прежнему, но даже в этом не могу себя упрекнуть, потому что она не обращала на меня никакого внимания...
Неожиданно лицо его светлеет.
- Недаром, я так стремился тебя увидеть. Исповедался перед тобой точно груз с души сбросил. Ты на похоронах Юли так презрительно на меня смотрела!
- Тебе показалось.
- Нет. Теперь же ты смотришь по-другому, и мне это не кажется. Почему?
- Церковь говорит: не судите - не судимы будете. Раньше я не задумывалась над этим и даже находила утверждение несуразным: как так, не судите?! А теперь поняла, как это мудро! Кто из нас без греха? Свои бы отмолить!
- У тебя? Грехи?
- А ты видишь во мне ангела? Спасибо.
- Не хочу навязывать тебе своё общество, - просительно улыбается Роберт, - но разреши изредка тебе звонить? И поздравить тебя с днём рождения.
- Это ещё не скоро - 25 декабря.
- Я запомню, - серьёзно говорит он.
Евгения смотрит в его глаза: в них печаль, но боли уже нет.
Глава двадцать третья.
- Лопухина! - кричит в трубку Виктор, так что она отодвигает её от уха и спрашивает:
- Ты чего орёшь?
- Достали-таки твоего мента! Убить - не убили, но вломили по первое число! И кое-что у него отобрали, но это не телефонный разговор!
- Кто тебе сказал, что он - мой? - бурчит Евгения.
Она так удобно расположилась в кресле, закуталась в плед. Отопление включили неделю назад, но, видимо, перестояв в бездействии, котлы никак не раскочегарятся - трубы чуть тёплые. Возможно, где-то в них скопился воздух, и их надо продуть - перед началом отопительного сезона в нормальных семьях этим занимаются мужчины. Ей же надо кого-нибудь просить, что себе дороже!
Теперь придется откладывать интересную книгу - Колин Маккалоу "Леди из Миссалонги", одеваться, тащиться в такую сырость в соседний дом, чтобы услышать подробности, которые Витька мог бы сообщить и по телефону...
Он открывает дверь лишь Евгения прикасается к звонку.
- Стол уже накрыт! Небось, сама себе не готовишь, ленишься? Только в гостях и наедаешься? А я картошечки нажарил!
Что Витька умеет, так это жарить картошку. Она у него всегда тонкая, хрустящая, румяная - настоящее лакомство!
Евгения тоже не с пустыми руками пришла. Президентский шофер Савелий с разрешения Валентина Дмитриевича, а потом и Семена Борисовича - по утрам подвозит её на работу. За месяц с небольшим они успели плотно скорешковаться, и если Савелий для себя что-то достает - а этот проныра всегда держит нос по ветру! - непременно делится с Евгенией. И сейчас она вытаскивает из пакета огромного вяленного леща - не пересоленного, не пересушенного - даже на глаз видно, какой он жирный и блестящий.
- Женька! - гастрономически стонет Виктор и подталкивает её в комнату. - Раздевайся, а я - за пивом! Одна нога здесь, другая там, ты не успеешь и в зеркало глянуть!