Замуж не напасть

Почувствовав вежливое, холодное внимание, американец наконец соображает, что его смех не ко времени, и сконфуженно замолкает. Петр Васильевич собирается с духом, чтобы продолжить пламенную речь, но президент трогает его за руку:

— Угомонись, Петруша, раз уж так получилось, закругляй свой спич, обедать будем!

Тот глянул не то чтобы зло, но неодобрительно. И Евгения тоже это отмечает. Раньше она не придала бы этому значения: подумаешь, кто-то на кого-то посмотрел с неодобрением. Теперь видит и удивляется своей прозорливости. Она будто стремительно взрослеет, поняв, что теперь она — женщина, которая не может больше плыть по течению, а должна не только заботиться о себе, но и осматриваться вокруг… Понадобится ли ей это когда-нибудь, она не знает, но в свою копилку наблюдений аккуратно складывает.

— Персонально прошу прощения у Евгении Андреевны, — обращается к ней президент, — за то, что пьем за нее и чокаемся водой, но это тоже общее решение — в рабочее время обходиться без спиртного!

Теперь и Евгения замечает, что на столах нет ничего, кроме ситро, колы, лимонада и… пива!

— Пиво есть, — соглашается Валентин Дмитриевич, проследив за ее взглядом, — но оно тоже безалкогольное.

— Я очень рада! — искренне говорит она. Сегодня не придется насиловать себя и принимать внутрь столь нелюбимый ею алкоголь, но другие? Неужели президенту удалось сплотить вокруг себя принципиально новый коллектив?

Она замечает и удивление американца. Должно быть, он кое-что по-русски понимает, и это никак не вяжется с его Представлением о русских. Чтобы здесь, в России, его встречали прохладительными напитками!

Когда все выходят из-за стола, перед Евгенией будто ненароком оказывается Эдуард Тихонович. И он явно навеселе. Ну вот, теперь все становится на свои места, а она чуть не испугалась, что попала куда-то в другое измерение.

— Для вас, конечно, закон — не закон? — замечает она.

— А у нас с собой было, — говорит он словами Жванецкого и опять так оглушительно хохочет, что идущий следом за ней американец испуганно вздрагивает, теряет ориентацию и с размаху налетает на него.

— Айм сорес! — бормочет он ошарашенно.

— Эдик, — обращается к нему президент, — если ты не научишься убавлять свою громкость в приличном обществе, придется тебя во время застолий оставлять в офисе, для охраны.

Тот немедленно умолкает. К счастью, он стоит от шефа довольно далеко и ничем не выдает себя.

Валентин Дмитриевич окружает американца усиленной заботой, а к Евгении подходит главный бухгалтер.

— Ирина. — Она протягивает руку.

— Евгения.

— Если не возражаете, часов после трех я забегу к вам, — говорит она в какой-то особой певучей манере. — Пошепчемся, познакомимся поближе. Нас ведь в фирме совсем мало, мы должны держаться друг друга.

Евгения согласно кивает.

— Мы могли бы посидеть в моем кабинете, — продолжает Ирина, — но это такой проходной двор! Мы с Ладой, — она кивает на стоящую поодаль миловидную женщину, — за день так устаем от посетителей, что готовы уединиться хоть в туалете, чтобы от них отдохнуть!

Евгения еще не привыкла сидеть одна. Много лет люди вокруг нее, шелест бумаг, телефонные звонки знаменовали собой привычную деловую обстановку, а здесь… Трудно привыкается — быть одной. Даже просматривая папки с чертежами и фотографиями, она нет-нет да и прислушивается: не идет ли кто-нибудь по коридору к ее кабинету?

Но Ирина все равно появляется неожиданно.

— Здравствуйте вашей хате! — шутит она, открывая дверь. — Как вам понравился интерьер?

— Выполнен с большим вкусом.

— Спасибо, — довольно говорит она, опускаясь в кресло. — Я, знаете ли, когда в университет поступала, до последнего раздумывала, куда мне идти: в экономисты или в дизайнеры? Эти акварели я на нашем «Арбате» выбирала. Согласитесь, написано ребятками небесталанными. В принципе и фирме они обошлись недорого, и помогли талантливой молодежи дожить до стипендии или до родительской зарплаты… А как вам бар?

— Вы имеете в виду тот, что в кафе? — спрашивает Евгения, подбирая слова. — Но мы же в него не заходили.

— Я имею в виду ваш бар. Тот, что куплен на, так сказать, представительские деньги.

Евгения уже откровенно ничего не понимает.

— Мой бар? Представительские?

— Ладно, не буду вас больше мучить! — Ирина отодвигает в сторону с обычной полки вазу с шефскими гвоздиками, пустую хрустальную пепельницу и открывает незаметную за ними дверцу.

— Вот это да! — ахает Евгения. — А как же ваш «сухой закон»?

— Так я же говорю вам, представительские! То есть, на случай, если к хозяину кабинета придет важный гость. Разве главный бухгалтер не важный?

— Важный. А там и рюмки есть? — Евгения пытается заглянуть в шкаф поверх ее плеча.

— И рюмки. И посуда. — Ирина открывает другую дверцу — этакий мини-сервант. — Есть и где эту посуду помыть.

— Я видела. А спальни здесь нет?

— Спальни нет. Есть комната отдыха, но в кабинете у шефа. Хватит словес! — решительно говорит она. — Пора знакомиться! — Вынимает из кармана юбки апельсин и большую шоколадку. — Пожалуй, коньяк — это круто. А вот «Мадеру» можно попробовать.

— Сюда никто не зайдет?