— Наоборот. Он все прекрасно помнит и считает, что именно такие зубастые, как ты, должны отстаивать интересы фирмы.
— Посмотрим… Потом о фирме. Женька, что это за мужик такой симпатичный, здоровенный встретился мне в холле?
— Странный интерес у женщины накануне свадьбы.
— Ты что, Вовкина мать? Блюдешь его интересы? Отвечай на поставленный вопрос!
— Местный донжуан. Начальник охраны.
« — Мощный мужик! Посмотрел, как по сердцу рашпилем прошелся! Аж мороз по коже.
— Что-то я раньше не замечала в тебе такой влюбчивости. Учти, с ним шутки плохи. Это современный герцог Синяя Борода! Съест тебя, и мяукнуть не успеешь!
— Быть герцогиней — это кое-что. Тут вам не здесь! Не подполковница какая-нибудь, — шутит Надя.
— Слушай! — не выдерживает Евгения. — Мы с тобой столько не виделись и о чем говорим?! Тебе не кажется, Надечка, что наша дружба дала трещину?
— Не кажется! — Надя поднимается и, чтобы скрыть замешательство, спрашивает: — Где тут у тебя можно руки помыть?
— За перегородкой.
Надя быстро споласкивает руки и, еще держа в руках полотенце, выпаливает:
— Да мне перед тобой стыдно!
— Что?!
— Замуж собралась, идиотка! Можно подумать, я кривая или горбатая, что другой доли мне нет!
Евгения уже ничего не понимает.
— Ты о чем?
— Говорю тебе: о своем дурацком замужестве! Летчик! Подполковник!.. Как только он поверил в то, что я его люблю, так и началось. Он решил, что теперь можно все и все пройдет безнаказанно. Что бы я ни сделала, он всегда недоволен. То — не так, это — не эдак. Я и глупая, и тупая, и неумеха, и растеряха. И все у меня не как у людей! У людей, иными словами, у его Матрены. Сам же жаловался, что она его вечно концентратами кормит. Я же прыгаю на задних лапках, чтобы Вовику все свежее приготовить, все самое лучшее, — безрезультатно. По-моему, он просто мазохист. Ему нравится, когда над ним издеваются. Тогда он жалеет самого себя, тогда он «крест несет»! Но не попадайся ему кто послабее! Запилит. Вчера даже Ванька не выдержал. Говорит: «Дядя Вова, нехорошо капризничать». Тот ему подзатыльник. Понимаешь, махровый подкаблучник вдруг почувствовал себя героем. Особым, неповторимым. Которому все должны заглядывать в рот…
— Надька, ты же за него замуж идешь!
— Веришь, как под гипнозом! Умом понимаю, что нельзя этого делать, а сама — как бычок на веревочке…
— Надя, опомнись!
— Вот потому тебе и не звоню. Сама себя уважать перестала. Если и ты еще меня презирать начнешь, тогда хоть в петлю…
Вскипел чайник, и Евгения бросается готовить кофе, чтобы хоть как-то разрядить сгустившуюся до критической атмосферу. Неужели это Надюша — боевая, отважная? Та, которая не раз вытаскивала ее из серых паутинных настроений, когда жизнь кажется бессмысленной и ничтожной?
— Выпей кофе. — Она подает Наде чашку. — Помнится, одна моя близкая подруга говорила, что из всякого положения можно найти выход…
Но та будто не слышит ее и продолжает рассказывать:
— Мама к брату уехала. Сказала, погостить. Казалось бы, чего вдруг? Отгулы на работе взяла. Побоялась, что она своими советами может испортить мне жизнь. Мол, осмотрись и все реши без меня!.. А у меня теперь перед Вовиком как бы обязательство. Я же его из семьи увела! Понимаешь, он свалил на меня всю ответственность, вот и приходится отвечать. Дитя малое, неразумное, ошиблось, любимую жену оставило, ко мне, непутевой, перебралось…
— Выходит, ваша свадьба — его идея?
— Его. Он же чувствует, что дело пахнет керосином, а остановиться не может. Уж очень он себе в роли диктатора понравился!
— А ведь вы встречались не один месяц.
— Увы, пока он плакался мне в жилетку, я его по-бабьи жалела, предпочитала ничего не замечать. Все ведь мы думаем, будто та, что была до нас, хуже, глупее, эгоистичнее… Не понимала, какая у супруга нежная, ранимая душа! Вот и приходится теперь жизнь с ним связывать.
— Как это приходится? Ничего не приходится! Ты внушила себе черт знает что! Я не твоя мама, я могу взять на себя ответственность за твое будущее! Жалельщица!
— Ты права, жалость — хуже чумы! Раз уж человека приручил…
— Все ясно! Тогда вы с Эдиком друг друга поймете!
— А кто это?
— Тот, что тебя рашпилем…
Евгения включает зазвонивший телефон на громкоговоритель.
— Что вы хотели, Евгения Андреевна? — спрашивает шеф.
— Тут у меня Надежда сидит.
— Пусть заходит.
— Слышала?
— Как, прямо сейчас? — пугается Надя; совсем затуркал женщину этот летун — когда бы она прежде испугалась какого-то там разговора, пусть даже и «судьбоносного»?
— А чего откладывать?
Евгения смотрит, как на ее глазах сбегает с лица подруги неуверенность и виноватость. «Так-то лучше!» — с облегчением думает она.
— Ладно, пожелай мне ни пуха ни пера!
— Желаю.
— К черту!
Она уходит, а Евгения тщетно пытается сосредоточиться на завтрашнем докладе. Собственно, все материалы у нее уже готовы. По крайней мере их достаточно для того, чтобы выполнить при президенте свою роль советника.
Подруга возвращается через полчаса.
— Ну как? — спрашивает ее Евгения.
— Могу выходить на работу хоть завтра. Конечно, придется подчистить хвосты…
— Тебя отпустят без скандала?