Замуж с осложнениями

— Не переживайте, — вздыхает. — Я с удовольствием трачу на вас время. Люблю узнавать новое. Лучше расскажите, что вы обычно пьёте.

— Чай... — пожимаю плечами. — Ну, это, если безалкогольное.

— Чай... — повторяет. — Но ещё рано, его вечером... или вы днём?

— Да я-то хоть круглые сутки, — хихикаю.

— Легко, — опять я его с места согнала, пошёл, похоже, чай добывать. Достаёт немаленький холщёвый мешок. — Вот, — говорит, — заваривайте.

Ну, заварочного чайника, конечно, не нашлось. Хорошо хоть кружку какую-то отыскала с ситечком сверху. Листья они сушат, похоже, целиком. И никаких добавок. Получилась жидкость почти шоколадного цвета, разве что прозрачная слегка... но на вкус нормально. Беру пиалу побольше — чашек-то тут совсем нет, иду к столу. Капитан там уже опять в буке ковыряется. Смотрит на меня, как на дрессированную собачку.

— Вам посуда подходит?

— Ну, я бы предпочла, чтобы она была с ручкой, а так вполне.

И тут он принимается хохотать. Да как вступило! Громко, гулко, как автоматная очередь. Голову запрокинул — господи! А на шее-то шрамы... как он только выжил вообще?!

Развеселить Азамата было не лучшей идеей — на этот грохот, который у него канал за смех, явился Алтонгирел. Я стараюсь слиться со стулом, естественно, тщетно.

— Развлекаешься? — спрашивает он как-то нехорошо.

Азамат вытирает ладонью левый глаз. Ой, как мне хочется отсюда уйти немедленно и не вникать в их разборки...

— Тебя что-то не устраивает? — спрашивает капитан, всё ещё весело.

— Да так, знаешь, боюсь, как бы ты не слишком жестоко разочаровался потом, — цедит Алтонгирел. Когда Азамат сидит, Алтоша выглядит почти представительно. Оборачивается ко мне, опираясь на спинку моего стула:

— А вам тут ещё не скучно, юная леди? — что он хочет подчеркнуть? Что юная? Или что леди? Нет, тут явно какие-то свои интриги, которых я не понимаю, и понимать не хочу. Выгибаю спину, чтобы быть от него подальше.

— Напротив. Мы вели чрезвычайно познавательную беседу о напитках.

— Уверен, вы получили от этого массу удовольствия, — шипит практически мне в ухо. Отклоняюсь в сторону так, что это уже неприлично. Ну почему Азамат ничего не сделает?!

— Совершенно верно, — огрызаюсь.

— И почему я вам не верю? — он уже меня почти касается. Приходится всё-таки встать и обойти стол.

— Понятия не имею.

Сейчас ведь расплещет мой чай, урод.

К счастью, он переключается на Азамата — и заодно на муданжский.

— Очень тебе советую это прекратить.

Капитан, изменив своей вежливости, тоже переходит на родной язык:

— Я не уверен, что это входит в сферу твоей компетенции.

Хорошо, что у них тоже много умных слов заимствовано из всеобщего, а то хрен бы я что поняла.

— Зато я уверен. Над тобой мало смеются? Хочешь брызнуть бензином в костёр?

А, ну да, поняла. Ещё бы знать, о чём он...

— Я думаю, что больше уже некуда.

— Тебе рано себя хоронить.

— И поэтому ты считаешь, что мне надо сидеть под замком.

Да о чём они?! Или я не хочу этого знать...

— Азамат, я тебя предупредил, что будет больно.

— Мне не привыкать.

На этой оптимистической ноте Алтонгирел вздыхает и выходит из кухни строевым шагом, шарахнув дверью.

Я вздрагиваю, вжимаю голову в плечи и зажмуриваюсь.

— Простите, — говорит Азамат. Да уж, правильно извиняешься. Только почему ты его сразу не выставил?

— Я думала, он ваш подчинённый, — не выдерживаю.

— Не совсем, — откидывается на спинку стула, вздыхает. — У нас с ним некоторое разделение ролей. У меня, как бы это сказать... светская власть, а у него духовная.

Таращусь.

Вот уж такого — на звездолёте! — я точно не ожидала.

— Знаю, что это странно, — ухмыляется он. — Но у нас так заведено. Наёмники иногда годами не бывают на планете, а со Старейшинами по нетбуку не поговоришь, нарушится таинство поучения. С другой стороны, у некоторых старейшин есть ученики, которые после пятнадцати лет послушничества обязаны провести хотя бы десять лет в удалении от наставника, научиться принимать собственные решения. Вот они-то и летают с наёмниками. Алтонгирел здесь уже пять лет, но я его знаю с детства.

— А, э-э... вы не ладите?

— Обычно ладим, просто он несколько... близко к сердцу принимает некоторые вещи.

Ага. И называет тебя уродом.

— Но вообще-то он хороший друг, — заключает наш удивительный капитан.

Пора мне делать ноги из этого дурдома.

Извиняюсь, забираю свой подостывший чай, иду к себе. Где моё вязанье... Там как раз самое время начинать узорчик вывязывать, для этого какая-никакая, а концентрация нужна, голову займу хоть, чтобы не ломать её о подслушанные реплики на неблагозвучном муданжском... Может, я на самом деле всё совсем неправильно поняла. Я ведь даже до этой истории никогда живого муданжца не слышала, а только нашего препода...