— Да нет, — пожимаю плечами. — У меня у самой тоже только от мамы самодельные вещи, — говорю задумчиво, и тут до меня начинает потихоньку доходить, какая это степень близости. Ох ты ж ёлы-палы. Надеюсь, он не очень быстро привыкает к хорошему обращению, а то как бы не возомнил чего-нибудь. Впрочем, один взгляд на то, как он осторожно тыльной стороной пальцев разглаживает складочку на моём подарке, быстро меня успокаивает: не возомнит. Я ему пару вагонов барахла успею сшить прежде, чем он начнёт видеть за этим нечто большее.
Я с ним всё время, как на канате: в одну сторону шагну — обижу его, в другую — слишком обнадёжу. А может, это просто моя мнительность, и на самом деле он гораздо легче переносит мои шатания? Он ведь понимает, когда я слишком нарочито его подбадриваю.
Моё само– и Азаматокопание прерывает Тирбиш, зовущий к ужину.
Солнечное утро на фотографии в иллюминаторе настраивает меня на невероятно позитивный лад, и совершенно не предвещает никаких ужасов. Можно было бы и догадаться, что как раз сегодня случится нечто из ряда нафиг выходящее. Оно, конечно, каждый день, что я здесь, случается: то придушили, то домой не пустили, то отравили, то работать пришлось неурочно, а вчера так вообще поступила на работу на пиратский корабль, да ещё и выяснилось, что капитан в меня влюблён. Что-то у меня весёлая жизнь становится. Прямо хоть утром не вставай.
Однако расположение духа у меня прекрасное, хотя я и вскочила в невероятную по своим меркам рань — восемь утра! Дома я раньше десяти своей смертью ни за что не встаю. Зато я уже оделась и почистила зубы, когда в дверь застучали. Высовываю нос — там один из младших членов экипажа, тот, что с крашеными красными перьями в волосах.
— Общий сбор в холле, — говорит он мне и двигает дальше по коридору.
Ага, видимо, обо мне объявляют. Можно было бы и до после завтрака подождать, а то в животе урчит, ну да ладно, потерплю. Я теперь тоже в команде, надо соблюдать правила. Топаю в холл.
Первое, что я там обнаруживаю — это тихо переругивающиеся Азамат и Алтонгирел. Лейтмотив моей жизни, блин! На всякий случай напрягаю уши — вдруг ещё что-нибудь новое про себя узнаю.
Азамат сидит за буком и что-то ожесточённо печатает, огрызаясь через плечо:
—
—
—
—
— Доброе утро! — говорю солнечно. — Надеюсь, ты меня не бросишь ему на съедение? — киваю на Алтонгирела, который мрачнеет с каждым моим словом.
Азамат усмехается и садится обратно:
— Доброе утро, Лиза. Если
— А... по какому поводу сбор? — спрашиваю осторожно. Что-то меня уже одолевают сомнения, что это насчёт меня.
— Сейчас Алтонгирел объяснит, — мрачно говорит Азамат. — Я только хотел бы, чтобы вы понимали, что я категорически против его затеи, но ничего не могу сделать: это дела духовные, и тут он главный.
Мне становится немного нехорошо. Надеюсь, Алтонгирел не собирается меня пытать, чтобы выведать мои истинные намерения... или что-нибудь в таком духе. Может, он обойдётся каким-нибудь гаданием...
Народ довольно быстро стекается, и вот уже все в сборе, кроме Эцагана и Гонда, которые по-прежнему заперты. Рассаживаются все по диванам и креслам. Азамат снова открывает свой бук и возобновляет ожесточённую дробь по клавишам, всем своим видом показывая, что его тут нет. Я присаживаюсь на краешек кресла рядом и жду экзекуции.
Алтонгирел выходит на середину комнаты и откашливается.
—
Я изо всех сил сохраняю бессмысленное выражение лица.