Замуж с осложнениями

— Ну да. У меня тут знакомый держит небольшую мастерскую... ну вот я к нему и зашёл, он меня всегда к станку пустит. Там всего делов-то на полчаса, это же не детали для гравитационных сенсоров, где всё до нанометра вымерять надо.

С ума сойти. Сделал — маленький хом — из платины — для меня. Чтоб мне не тяжело было.

— Азамат, ты просто счастье, — говорю только что не со слезами на глазах. — Ты самый прекрасный человек в мире. Серьёзно!

Тянусь целоваться, хоть он и не умеет... ой, уже умеет! Ну то есть, выходит у него довольно робко и неуклюже, но принцип он явно понял. Ох и забористо...

— Ты утром притворялся, что ли? — спрашиваю, когда мы разлепляемся.

— Нет, — усмехается он. — Я просто порылся в Сети... Вы, земляне, ведь всегда про всё пишете с картинками и обучающее видео снимаете, за что ни возьмись. Просто раньше мне незачем было...

Я на радостях загоняю Азамату ещё шприц антибиотиков на дорожку, и мы наконец-то выдвигаемся.

В машине Алтонгирел косится на меня с недоверием и почтением, как будто внезапно познал мою божественную сущность. Похоже, поговорил-таки с Азаматом. Можно, конечно, поинтересоваться, но в машине, при всех, как-то не хочется.

Народ разрядился, кто как мог. Алтонгирел вздел один из своих бесчисленных халатов и подпоясался так элегантно, что эта прямолинейная конструкция на нём чрезвычайно эффектно смотрится. На Эцагане халата нет, только ярко-синие штаны и малиновая рубаха, расшитая по всей груди чёрными оленями, если, конечно, это олени. Народная вышивка иногда весьма загадочна. Тирбиш в счастливо-оранжевом кафтане с вышитыми вишенками, а на ногах у него такие самые сапоги, как я видела в шкафу у Алтонгирела. Длинные, как чулки, и такие же мягкие. Хранцицик и Ирнчин почти в одинаковых кафтанах и поглядывают друг на друга с неудовольствием. То ли похожесть — дурной тон, то ли им одна женщина их шила. Вообще наблюдается некая тенденция: кто помоложе, те больше в рубашках, только редко что-то ещё сверху надето. А вот старшие наоборот в нескольких слоях плотной ткани. Ахамба и Орвой (тот, что с родинкой) также имеют на головах причудливые шапки: у Ахамбы она больше похожа на церковный купол с красной пимпочкой на вершине шпиля, а у Орвоя скорее что-то сродни папахе. На общем нарядном фоне несколько выделяются наши пилоты, на которых традиционная одежда выглядит столь же бесформенно, как их обычные свитера.

Мы проезжаем по фешенебельным районам, потом опять начинаются лабазы, а потом и вовсе неосвоенная целина. Едем мы на сей раз в микроавтобусе, который за нами специально прислали. Водитель — явный муданжец, но наши с ним не знакомы и переговариваются негромко и помалу. Мы с Азаматом тоже молчим, я смотрю в окно, а его взор устремлён куда-то внутрь себя. В окне скучная красно-бурая земля до горизонта, у которого светятся огоньки населённой части планеты. Хоть бы газончиком засеяли... хотя у них тут, кажется, мало пресной воды, пришлось бы завозить или фильтровать для полива.

И тут впереди из пыльной лиловой дымки проступают горы. Прямо натуральные серые, мрачные горы, высокие такие.

— А я и не знала, что на Гарнете есть горы, — говорю.

— Гарнет не любит хвастаться тем, что далеко от моря и туристических центров. А в этих горах посторонним делать нечего.

— А-а... мы именно к ним едем? — уточняю я. Что-то пейзаж вокруг плохо сочетается с длиннополым платьем.

— Да, — кивает Азамат, потом замечает мою встревоженность. — Не волнуйся, подниматься будем на чистеньком офисном лифте.

У меня отлегает от сердца. Если на лифте и без пыли, то хоть на Джомолунгму.

— А как там с ветром?

— Ну, ветер, конечно, сильный, — соглашается Азамат, — но мы не будем подниматься на склоны. Место встречи — внутри, в самом сердце скалы.

Дальше мне расспрашивать боязно. Будем надеяться, что в пещерах не очень мокро и не очень холодно...

Первую свинью подкладывает лифт. Он оказывается прозрачным во все стороны, даже по углам никаких железяк. В итоге чувствуешь себя зависшим в воздухе посреди каменной шахты, и что влечёт тебя вверх — непонятно. Я вцепляюсь в Азамата так крепко, что не чувствую пальцев. Он сначала никак не может понять, чего это я, но потом догадывается меня приобнять. Так и стоим столбом посреди лифта, а остальные прижимаются к стенками и комментируют, какие породы камня мы проезжаем. Мне на них смотреть тошно. Над головой угрожающая чернота, никакого неба.

Наконец пытка завешается: одна стенка прозрачной конструкции просто растворяется, и мы выходим в пещеру. Ну, не всё так плохо. Во-первых, она хорошо освещена миленькими цветными лампами в форме бараньих рогов по стенам. Во-вторых, все поверхности тут выложены аккуратно отшлифованным камнем, посверкивающим в пёстром свете, как снег. По крайней мере, интерьер цивилизованный. И не холодно вроде бы.