Мы прогуливаемся по залу, рассматривая невероятный интерьер. В дальнем углу накрывают на стол, с другой стороны между колоннами я вижу стол для игры в бараньи. Условно-музыкальные звуки доносятся от входа, где на ступенях несколько мужчин настраивают причудливые расписные инструменты.
— А почему имена скрывают? — задаю я давно мучащий меня вопрос.
— Ну, — Азамат прищуривается. — Считается, что если знаешь имя человека, то можешь им повелевать. Или отобрать у него что-нибудь, например, удачу или красоту. Конечно, на самом деле это могут только лесные знающие, но люди боятся...
— Знающие что?
— Знающие. Просто знающие. Они тоже могут общаться с богами, как и духовники, но по-своему, нехорошими способами.
— А духовники за ними охотятся? — хмыкаю я.
— Нет, что ты. Не любят их, конечно, их никто особенно не любит. Но они ведь за бесплатно не вредят, только по заказу. Так что с ними воевать бесполезно.
Мы приближаемся к столу с едой, как раз когда всех приглашают садиться. Я замечаю, что мои дамы умащиваются поближе к своим мужьям, и делаю то же самое. Мужики за столом беззастенчиво на меня пялятся, некоторые даже тычут пальцами, обсуждают вслух.
Какой-то пожилой мужик начинает хохотать так, что давится и чуть не падает под стол. Я сижу, изо всех сил стараясь не обращать внимания, твержу, как мантру: только-бы-не-покраснеть, только-бы-не-покраснеть...
— Они ведь меня обсуждают? — тихо спрашиваю у Азамата.
— Да, ты сегодня просто тема вечера, — усмехается он. — Все в восторге.
— И тебе приятно, что они так вот вслух меня обсуждают? — спрашиваю с плохо скрываемым гневом. Азамат замечает и склоняется ко мне:
— Потерпи, солнце. Я знаю, что у вас так не принято, но тут никак по-другому быть не может. А уж если на Муданг прилетишь, там просто каждая собака будет на тебя таращиться, тут уж ничего не поделаешь. Но ты им всем нравишься, хоть этому порадуйся.
Я хочу что-то ответить, но тут на стол водружают жаркое. Я понимаю только, что это кто-то на вертеле, без головы и очень большой.
— Что это? — спрашиваю.
— Баран, — отвечает Азамат.
— Такой огромный?! — Может, он слово перепутал?..
— Да, это муданжский баран. Они у нас крупные.
М-да, на Муданге всё крупное, это точно. И обильное.
Алтонгирел и два других духовника режут тушу и раздают гостям, сопровождая свою деятельность заковыристыми причитаниями. Куски мяса все берут в руки и не кладут на тарелку, и я стараюсь следовать этому правилу, хотя оно всё ещё горячее. Азамат предупредительно подсовывает мне салфетку, не иначе, с собой взял.
— Спасибо, солнце, — говорю. — Я бы без тебя тут уже совсем рехнулась.
Баран пахнет бараном, но не до отвращения. Есть его можно. Азамат тихо комментирует:
— А голову сожгли в качестве угощения богам, хотя здесь, на Гарнете — это бред, какие тут боги. А ведь там такие вкусные...
— А ты тоже веришь в этого, который солнце проглотил? — перебиваю. Я, конечно, аппетит редко утрачиваю в силу профессии, но предпочитаю не смотреть в глаза тому, что ем.
Азамат ухмыляется:
— Я смотрю, тебя просветили, и ты думаешь, что это чушь.
— Ну... — не хочется ссориться из-за религиозных убеждений, но не врать же...
— Не волнуйся, это всё... женская правда. Уж извини, так говорят. Женщины много чего боятся и придумывают себе сказки, чтобы не так страшно было. А уж какая там реальная основа — это только Старейшины знают.
Когда от барана остаётся один скелет, начинает звучать музыка, которая так распространяется в нашем необычном помещении, что как будто льётся вниз по колоннам. Сперва просто какие-то мелодийки, потом подключается вокал. У меня от этого вокала волоски по всему хребту не просто дыбом становятся, а прямо вибрируют, как струны: более неприятного тембра голоса поискать. Вот уж действительно: голос громкий, зато противный.
— Эх, как заливается, — говорит сидящий слева от меня мужик. На всеобщем говорит, то есть мне.
— Ты погоди, — гудит Азамат в ответ. — Сегодня Ахамба спеть обещался.
— Да ну! Вот это будут трели! Но и Охтаг не плох, что скажете, Элизабет?
— Уж очень высокий голос, — говорю. Про прищемленную кошку опустим.