Замуж в 30 лет!

И горше всего жалуются те, кто отдыхал в начале – середине лета, а неделю спустя осознал: «Что ж это такое? Словно и не отдыхала вообще!» Я понимающе киваю в ответ. Я и сама однажды попала в капкан июньского отдыха. Не вынесла душа поэта: кое-как перетерпев теплый, расслабляющий май, я взяла отпуск в первый летний месяц. А в августе – уволилась с работы. Не буду врать, что причиной тому стал постотпускной синдром, но и он сыграл здесь не последнюю роль.

Знать, что для тебя отпускная тема давно закрыта (а ощущение, что я отдыхала очень давно, появилось в первый же день выхода на работу!) и смотреть, слушать, как все остальные дружно обсуждают курортные перспективы, собираются к морю, покупают купальники… Это было невыносимо! За окошком светило несовместимое с работой солнце, жара гнала на пляж, тело хотело гулять, есть мороженое и лениться. Мне и до того моя работа не нравилась. А тут, когда катастрофическое нежеланье трудиться вообще помножилось на давнишнюю неудовлетворенность результатом труда – вопрос решился сам собой. Я написала заявление об уходе.

Конечно, мне было тогда двадцать пять, и я могла себе позволить скакать из изданья в издание в поисках своего места. Однако мораль моей басни не в этом. А в том, что послеотпускной откат – более опасная вещь, чем кажется на первый взгляд. Я знаю барышню, которая, вернувшись с моря, не могла заставить себя работать ровно два месяца. А ближе к третьему ее бездеятельность логично и органично перетекла в чернейшую депрессию, недовольство собой, неверие в свои силы, в свою способность хоть что-нибудь, хоть когда-нибудь совершить. Дабы выбраться из глубины этой ямы, ей пришлось потратить еще месяц плюс деньги на визиты к психоаналитику.

К слову, в теплые морские края она улетела в середине зимы. Так что винить в ее бедах соблазнительно-подлое лето, рекламные ролики и обложки журналов (напоминающие нам, что в то время, когда ты пашешь, как лошадь, кто-то сидит в белом платье под пальмой) – не стоит. Винить ей оставалось только себя. С октября по декабрь она работала без выходных, вставала в шесть утра, ложилась в два-три ночи, а то и не ложилась вообще. Подняла три проекта и вышла в финал победительницей, с гордо поднятой головой. А затем, вполне довольная собой, упорхнула в Тайланд на две недели. «А теперь подумай, – сказала я ей, – если бы ты проделала ту же работу в нормальном, не изнуряющем, спокойном режиме, у тебя бы и ушло как раз полгода. Ты провернула все за три месяца. Но организм – не дурак. Он взял свое. Все, что ты ему задолжала».

Коли вы последовательно и собственноручно довели себя до хрестоматийного состояния «загнанных лошадей пристреливают» – двумя неделями не откупишься. Возродиться за столь короткий срок, как феникс из пепла, – невозможно. Слишком короткий отдых, напротив, лишь ухудшает положение. Это я имела несчастье доказать на личном примере.

Полгода я писала роман. Полгода друзья, родные и близкие жужжали мне в уши: «Ты зациклилась на работе. Ты должна отдыхать. Переключаться. Съезди куда-то, будет только лучше. Вернешься с новыми силами и быстро закончишь книгу». Я поверила. И рванула во Львов на три дня. Лучше – не стало! Во-первых, все три дня я страдала оттого, что сроки сдачи «сгорели», роман не дописан, и опасная незавершенность ситуации не давала мне расслабиться. Во-вторых, судя по всему, я все же расслабилась. Поскольку, вернувшись домой, к компьютеру, я поняла: у меня просто нет сил заканчивать эту работу. Ну не могу и все! И гори оно огнем!

Конечно, мне было не двадцать пять. И тотальное бессилие, поделенное на любовь к предмету труда, не могло привести к летальному (для работы) исходу. Зато оно помогло мне сформулировать постулат. Участвуя в спринтерском забеге на скорость, выносливость и профессионализм, ближе к финалу, когда сил уже нет, единственным вашим соратником остается взятый тобой темпоритм. Волна, поток, который сам несет тебя к финишу. И не дай тебе бог выпасть из него, переключиться, расслабиться. Измученный организм тут же воспримет это как долгожданную отмашку: «Все! Конец моим мучениям! Пора отдыхать» – и заставить его работать вновь, до тех пор, пока он не восстановится полностью, можно только нереальным, титаническим усилием воли!