— Эй, мистер, пятьдесят баксов — и я ваша на всю ночь. Я знаю, как хорошо провести время, — говорю я, старательно имитируя китайский акцент.
Он тут же поднимает голову и одновременно берет рацию, чтобы позвать охрану.
Я с улыбкой сажусь за столик:
— Или, если хотите, можете угостить меня кофе, и я обслужу вас бесплатно.
Тут он разевает рот, но не может произнести ни слова.
— Джек, у тебя варежка, как тоннель Блэкуэлл, закрой рот, а то все пломбы видно.
Он смеется так громко, что официанты прекращают свои дела и таращатся на него.
— Купер, какого черта ты здесь делаешь?
— Даже не спрашивай, Джек, все равно не поверишь. Как у тебя-то дела? Ты здесь, наверное, уже больше пятнадцати лет. Черт, даже за убийство дают меньше!
— Знаю, знаю, но я с годами вроде как сросся с этим местом.
— Так и растения-паразиты срастаются со своими жертвами.
Наконец мне приносят кофе и гигантский пончик в придачу. Видите ли, я заедаю несчастья сладостями: в последнее время у меня было много психических травм.
Джек рассказывает о том, что случилось со времени моего отъезда. Он единственный, кто остался из той команды менеджеров. Хайнц и Ганс открыли австрийский ресторан в центре города. Дэн и Арни вернулись в Австралию вскоре после моего отъезда, а Чак и Линден теперь работают в том самом отеле в Гонконге, куда меня тогда перевели.
— А сестры Крей?
— Последнее, что я слышал, — они открыли частный дом для престарелых в Берлине.
Это все объясняет. Я где-то прочла, что в Германии увеличилось число массовых выступлений за законное введение эвтаназии. Если бы Ритца и Хельга присматривали за мной в преклонном возрасте, я бы лучше обошлась без посредников и отправилась прямо в ад.
Смотрю на часы. Ровно шесть. Если съемки закончатся вовремя, Кэрол должна приехать в девять.
— Джек, можно тебя кое о чем попросить?
— О чем угодно.
— В девять часов ко мне приедет подруга из Токио. Можешь послать за ней в аэропорт самую крутую, навороченную, выпендрежную тачку?
— Она такая же свистушка, как и ты, Купер?
— Именно. Даже больше, наверное, — с гордостью отвечаю я.
— С удовольствием, — с улыбкой отвечает он.
Я сижу и жду в баре отеля, когда в двери врывается Кэрол. Лицо у нее разгорелось: может, от волнения, может, от смущения, а может, ей просто срочно надо в туалет. Все мужчины в баре восхищенно поворачивают головы. Она и правда воплощает эротические сны любого мужчины: каштановые кудри распущены до талии, карие глаза размером с лесной орех и фигура, которой не помешала бы добрая порция десерта.
— Золотой «роллс-ройс»! «Роллс-ройс», черт возьми! Купер, не знаю, что ты сделала, чтобы раздобыть такую машину, но твои старания не прошли даром.
— Я продала свое тело арабскому принцу.
— Тогда продайся еще раз — хочу кататься на этой тачке всю неделю.
За это я и люблю Кэрол: я по сравнению с ней серьезно отношусь к жизни.
Берем в номер бутылку шампанского, пьем и переодеваемся. Я понимаю, что это чрезмерное роскошество, но разве часто одна из твоих лучших подруг прилетает к тебе в Китай, преодолев тысячи миль? Кроме того, не могу же я вернуть ее к жестокой реальности, налив ей водку с колой, после того как она только что прокатилась в золотом «роллс-ройсе». Это уж слишком бесчеловечно.
— Спасибо, что делаешь это для меня Кэрол. Что проехала такой путь. После случая с Дагом мне одной не справиться.
— Не надо, Карли. Ты всегда меня поддерживала. Не могу поверить, что всего пару месяцев назад у меня был настоящий кризис среднего возраста. Ты только посмотри на меня сейчас. Правильно в поговорке говорится: в жизни черная зебра сменяет белую.
Я в приступе хохота падаю на кровать, а она совсем не понимает почему.
Мы допиваем шампанское и идем в «Харвис». Но когда спускаемся вниз, то видим, что теперь у клуба другое название. «Караоке-клуб в Даунтауне». Клуб отремонтировали, но цветовая гамма и ткани сохранены. И даже теперь он не выглядит старомодным.
— Итак, леди и джентльмены, следующим номером выступает Джонни By, он исполнит песню «Придет день». Поднимайся, Джонни.
В английском языке не хватит восклицательных знаков, чтобы описать мою истерику. На сцене, все с той же стрижкой в стиле «Би Джиз» и золотым медальоном, от которого у него в старости наверняка разовьется остеопороз, стоит Зак. Видимо, его корабль любви так и застрял в китайской глубинке. Ловлю его взгляд, и он спрыгивает со сцены. Джонни By терзает свою песню.
— Эй, Купер, крошка! Ты так и осталась ослепительной секс-бомбой, как в старые времена.
— Да, Зак, а ты так и остался придурком, — смеюсь я.
— К твоим услугам, детка. — Он отвешивает поклон. — Значит, ты так и не вышла замуж? Так и не встретила парня, который мог бы сравниться с секс-машиной Заком? — спрашивает он.
— Зак, я после встречи с тобой возненавидела мужчин. Решила стать лесбиянкой. Кстати, познакомься с моей подружкой, Кэрол.
Его лицо загорается, как солнечная батарея, и я вдруг понимаю, о чем он думает. Фу! Секс втроем с Заком — да я лучше добровольно сделаю ампутацию клитора.
— А где все? Лили, Ли, Лила и Лана?