Я задушила его поцелуями и пошла в соседнюю комнату, к Майклу. Он крепко спал, когда я взъерошила ему волосы и защекотала кончик носа. Он убрал мою руку, не просыпаясь. Тогда я сунула пальцы ему в уши. Это подействовало: он открыл глаза и прищурился, изо всех сил пытаясь сфокусироваться на нарушителе спокойствия. Потом он понял, кто перед ним, подскочил, споткнулся на одеяле и распластался на полу. Вот такой он, Майкл!
Весь день я болтала по телефону с девчонками, объявляя о своем возвращении. Стало ясно, что вечером должно состояться грандиозное празднование и на меньшее они не согласны. Нелепость какая-то. Я все время думала о том, что лишь вчера лежала рядом с мужчиной, с которым собиралась провести остаток жизни, и вот, бросив его без объяснений, планирую вечеринку в городе!
Что же я за чудовище после этого? Но это всего на пару недель, уверяла я себя. Мне просто нужна передышка. Он поймет. И если я приехала домой на такое короткое время, нужно извлечь максимум пользы.
Чувство вины грызло меня минут десять, после чего я с головой ушла в дилемму: что надеть? Мне хотелось выглядеть умопомрачительно (или хотя бы настолько умопомрачительно, насколько это возможно без липосакции и операции по уменьшению груди).
Я выбрала черные брюки а-ля вторая кожа (что поделать, двенадцать раз смотрела «Бриолин»[11]
) и черный топ. Высоко забрала волосы и завязала их резинкой на макушке. Мне казалось, что я выгляжу потрясающе, но теперь, вспоминая тот вечер, мне кажется, что я была похожа на растрепанный ананас. Наряд довершили четырехдюймовые шпильки, грозившие навеки покалечить мои ноги, и я была готова к выходу.Девочки предложили встретиться в «Уинстон Блэк», новом пабе и клубе, который открылся у нас в квартале, пока я была в отъезде.
Когда я вошла, мои внутренности затанцевали твист в такт музыке. Я огляделась в поисках знакомых лиц и увидела по одному в каждом углу. Господи, я словно попала на встречу одноклассников. Здесь были все, кто закончил школу в один год со мной — ни одного незнакомого лица.
В одном углу сидели Кэл и его приятели. Они подозвали меня, но не успела я двинуться, как услышала громовые раскаты: кто-то всей компаний барабанил кулачками о стол. Из колонок ревел «Шпандау Балет» (Тони Хэдли тогда был все равно что полубог), и я обернулась на источник грохота. И конечно же это оказались они. Команда «Мы были в Бенидорме и выжили» — разодетая в пух и прах, уже пьяная и орущая, как двенадцатилетки на концерте мальчиковой группы. Как же хорошо быть дома!
Выпив галлон коктейлей, мы взромоздились на столы, барные табуреты, а самые благоразумные из нас — на танцпол и принялись извиваться, словно танцовщицы, демонстрирующие танец живота на ускоренной перемотке. Кому нужна аэробика, если у нас есть «Скользкие соски» и «Дюран Дюран»?
Многими часами позже я пошла в туалет, чтобы ликвидировать неизбежный ущерб, нанесенный жарой, потом и разноцветными коктейлями. Толпа собралась плотная, и, продираясь сквозь нее, я чувствовала себя так, будто прорываю пикетный кордон. Кто-то толкнул меня сзади, видимо в спешке в туалет. Для четырехдюймовых шпилек это оказалось слишком. Они покачались немножко, после чего обрушились и увлекли меня за собой. Я уже почти упала и отчаянно пыталась плюхнуться на задницу, не потеряв окончательно собственного достоинства, когда кто-то протянул руку и схватил меня, подняв обратно наверх. Я подняла голову и увидела смеющегося Марка Барвика.
Марк Барвик. В старших классах мы были парочкой. Он был таким красавцем: высокий, с непослушными темными волосами и большими карими глазами. Я стала встречаться с ним в тринадцать лет, потому что он напоминал мне Дэвида Кэссиди. Мне было все равно, даже если у него мозги комнатного растения: Дэвид Кэссиди был моим кумиром, и Марк больше всех был на него похож.
Но Марк меня поразил. Он оказался веселым, бесшабашным, полным сюрпризов. Все девочки из класса были в него влюблены, и он этим наслаждался. Наши отношения состояли из «первых разов».
Он был первым парнем, который меня поцеловал — я имею в виду настоящий поцелуй, с языками! Первым, кто потрогал меня за грудь (хотя после этого я с ним неделю не разговаривала). Первым, кто смог завести меня, и первым, кто показал, что бывает, когда я его завожу. И первым, кто признался мне в любви.
Но он был упрям и решителен, и я тоже. Взрывоопасные ситуации у нас случались чаще, чем у американских пограничников на мексиканской границе в Тихуане. А обид и ссор было больше, чем за целую серию «Далласа».
Я просияла.
— Опять у тебя ноги подкашиваются, стоит только увидеть меня, Купер? Ничего не изменилось, — рассмеялся он.
Я не говорила, что он к тому же заносчив, чрезмерно самоуверен и остроумен?
— Главное — не ожидай, что я буду проделывать трюки с частями твоего тела, находясь там, внизу, — кокетливо ответила я, надеясь, что на лице у меня не написано, что я рада его видеть и мои внутренности в животе теперь вытанцовывают самбу.