Замуж за 30 дней

Ночь я провела, скрючившись в кресле для посетителей возле кровати Пола, стараясь поменьше высовываться. Даже в туалет не ходила, чтобы не обратили внимание и не прогнали. Слава Богу, его международная страховка оплачивала пребывание в отдельной палате-люкс — где бы он ни попал в больницу — и соседей по палате у нас не было.

Кресло было жутко неудобным — вероятно на то и рассчитанным, чтобы не вздумали в нем спать.

Хотя какое там спать! Сидела и смотрела на него. Не плакала — не шли слезы, острым комом застыв где-то чуть повыше груди. Иногда брала его за руку, утыкалась в нее лицом и шептала те самые слова, которые не успела сказать, когда он меня слышал и понимал.

— Я тебя люблю. Слышишь? И поеду с тобой. Хоть куда, хоть как. И кольца мне не надо. Просто вернись. Где бы ты ни был… Пожалуйста, вернись…

Иногда мне казалось, что он шевелится, двигает пальцами, пытаясь не то погладить, не то привлечь мое внимание. Подхватываясь, я вскакивала, заглядывала ему в лицо, изучала экран с данными его жизнедеятельности… даже веки приподнимала, неизменно находя там застывший, ничего не видящий зрачок. И понимала, что фантазия в очередной раз сыграла со мной злую шутку, выдавая желаемое за действительность…

Падала в изнеможении на стул, и вновь шептала и целовала его ладонь…

* * *

Утро принесло надежду.

— Внутречерепных повреждений нет, кровоизлияний нет, мозг не пострадал… — Выкладывая на стол черно-белые сканы с МРТ, докладывал заступивший на смену врач. — Не совсем понятно, почему он до сих пор не приходит в себя, но это явно не кома. Скорее всего, организм в том редком состоянии, какое случается иногда после болевого шока — отключились рецепторы. Он, если можно так выразиться, потерял связь с внешним миром. Возможно, так требует организм, чтобы восстановиться. У него нечто вроде… спячки.

Я даже слабо улыбнулась — насколько в тему это прозвучало. Мой медведь впал в спячку.

В семь утра вернулась Кира, на пару с тетей Леной. Привезли мне еды, заставили сходить в туалет и хоть как-то умыться. А в восемь тридцать позвонила Марис, сообщив, что миссис Стивенсон уже приземлилась и скоро будет в больнице.

Я вдруг ужасно разволновалась. Ведь и я косвенно виновата в том, что случилось. Я и Кира — две дуры-сестрички. И что мы теперь скажем женщине, у которой чуть ни угробили единственного сына? А может и угробили…

— Солнце, тебе б помыться да поспать маленько… — Кира погладила меня по голове. — А то приедет свекровька, а ты тут как чучело бледное с грязными волосами и вчерашней косметикой. Испугается еще за будущих внуков…

— Ей, по-моему, и без меня есть чему пугаться… — наклонившись, я вновь прижалась к руке Пола щекой.

— Давай, Верусь… Я тут покараулю. Волков тебя отвезет. Хошь к нам, хошь в гостиницу…

И я согласилась. Нет, не потому что прям захотелось мне поспать или помыться — я бы и грязная тут неделю просидела, скрючившись в кресле. Просто вдруг страшно стало под руку будущей свекрови попасться. Как представила себе ее лицо, когда она взгляд на меня с полумертвого сына переведет… и аж задохнулась от ужаса.

В общем, струсила я — решила встретиться с миссис Стивенсон чуть позднее, когда ее введут в курс дела — разъяснят про неповрежденные мозги и про вполне себе невинную «спячку».

Волкова с машиной решила не брать — оставила караулить в палате, вместе с Кирой. На всякий случай — все же фсбшная книжечка у него осталась, народ пугать. Уж как-нибудь убедит медперсонал впустить меня обратно.

Сама вызвала такси, за десять минут добралась до гостиницы…

И слишком поздно поняла, что надо было в свой старый дом ехать, а не в новый — туда, где все пропахло воспоминаниями нашего с Полом простого, человеческого счастья.

Где на двери в ванной комнате все еще висит мужской халат, пропахший его одеколоном, а на тумбочке — лежит книжка, которую он читал только позавчера ночью, пока я засыпала у него на груди…

Где только вчера, собираясь к тете на день рожденья, мы шутливо толкались в гардеробной, пытаясь достать каждый свою коробку с обувью… естественно, дотолкавшись до бесподобно-бесстыдного секса прямо там же — в гардеробной, на полу, посреди разбросанных коробок…

Ничего не изменилось с момента нашего ухода — разве что коробки сложила приходящая уборщица.

Только теперь Пол в больнице, а я здесь. Одна. С его двойней в животе — дай Бог чтоб не осиротевшей.

Не раздеваясь, бледным привидением я прошла в спальню — мимоходом ужаснувшись себе в зеркало — и рухнула на кровать, зарывшись лицом в его подушку. Почти с облегчением, захлебываясь слезами, разрыдалась — выдавливая из груди ком, что всю ночь мешал дышать…

…А через секунду, не понимая, как и когда успела уснуть, уже подскакивала, оглядываясь ошалело и пытаясь сообразить, что звонит и куда бежать.

— Вер, скорее сюда! Она увозит его, увозит! Давай на такси и пулей — мы удерживаем, как можем, но они посольством грозятся! — сестра так орала, что пришлось трубку от уха отодвинуть.

Как ни странно, я мгновенно сориентировалась и бросилась на выход.