Он вздохнул и обернул одеяло вокруг нее. Заскучавший Цезарь прыгнул на кровать, чтобы поделиться своим собственным теплом. Она дотянулась до него и погладила.
— Ты украла мою собаку.
— Я этого не делала, — она повернулась к нему с ослепительной улыбкой. — Он просто чувствует хороших людей. И не думай, что я не знаю, что ты делаешь.
— Что я делаю? — он обнял ее. — Детка, тебе холодно.
— Я же сказала, — она села рядом с ним. Она пахла как зубная паста и дождь. — Ты пытаешься сменить тему. Расскажи о нем.
— Почему ты хочешь знать?
— Потому что ты украл меня, — ее голос не звучал зло, когда сказала это. Если бы она рассердилась, он, возможно, ответил бы тем же или вообще игнорировал этот вопрос.
Он укутал их одеялом плотнее:
— Он был чертовым злым пьяницей.
— Нет! Только не это. Это невозможно.
— Почему нет?
— Потому что, — она легла рядом с ним, уютно расположившись в изгибе его руки. Он мог чувствовать ее дыхание на своей оголенной коже. — Потому что мой отец был чертовым злым пьяницей, но также он был хорошим человеком. Так что твой отец должен быть кем-то больше, чем только это.
Он мог бы поспорить с этим, но какой в этом смысл. Райли был плохим, особенно когда что-то шло не по его плану. И ему нравился ликер, по крайней мере, до тех пор, пока он не начал химиотерапию. Это было не то же самое, но он понял, о чем она говорит.
— Хорошо. Он родился в бедной семье и думал, что армия — единственное место для него. По крайней мере, он так говорил. Также у него была привычка лгать о своем происхождении, но это то, о чем он говорил больше всего, так что думаю, это правда.
— Так он служил?
— Думаю, что так. Он очень умело стрелял. И ему нравилось стрелять по вещам. Он часто брал меня на охоту. Он говорил, что очень важно научиться охотиться. Не могу сказать почему, но это казалось чертовски важным для него.
— Да?
Он слышал колебания в ее голосе. Она задавала вопросы очень мягко, как будто не хотела знать ответы, но не могла перестать спрашивать об этом.
Он перевернулся и поднял плечо. Юлий не мог видеть этого, но знал, что он там — длинный шрам в форме зубчатого полумесяца. Он почувствовал легкое ощущение ее пальцев, касавшихся старой рубцовой ткани.
— Что произошло?
— Я промахнулся.
Он собирался откинуться на спину, но почувствовал, как ее гладкое тело прильнуло сзади. Ее рука обернулась вокруг его живота, а подушечка большого пальца поглаживала его вверх и вниз. Она сдвинулась немного, и он обернулся к ней. Было комфортно чувствовать ее так близко. Он продолжил объяснять.
— Это была пума. Видела ее когда-нибудь?
— Не близко.
— Они прекрасны. Их шкура похожа на твои волосы.
— На мои волосы? — она переместилась позади него. Он мог только предположить, что она поворачивается, чтобы посмотреть на свои локоны.
— Золото, каждый его оттенок. Она просто лежала, растянувшись на этой большой скале. Скорее всего, она поела недавно. Вокруг ее рта было немного крови. Это должно было быть жутко, но нет. На человеке это было бы жутко, но ей это свойственно. Папа привел меня туда и положил пистолет в мои руки. Я не ожидал, что буду стрелять в тот день, совсем нет. Я раньше не был достаточно тих, чтобы подкрасться к кому-нибудь.
— Ты? Шумный? — подразнила она. Ее губы касались его кожи, когда она говорила.
— И неуклюжий, — он взял ее за руку. — Но да, я ненавидел саму идею стрельбы по ней. В смысле, мы не собирались ее потом есть, как делали с оленями.
— Ты можешь есть пуму, — сказала она. — Просто по вкусу это не очень.
— Ты ела пуму? — спросил он, наклоняя голову, чтобы он мог видеть ее лицо через плечо. Она ухмылялась ему.
— Нет. Но я могу сказать, что почти всех животных можно съесть. Мы просто этого не делаем.
— Почему? — спросил он заинтересованно. — Из-за вкуса?
— Частично, — она сжала свою руку вокруг его живота, касаясь пальцами его кожи. — Но есть еще кое-что. Мы едим тех животных, которых можно одомашнить и откармливать. Пуму же очень сложно посадить в клетку.
— Дерьмо, — он подтянул ноги и перевернулся на спину. Она осталась рядом с ним, свернувшись калачиком. Он почувствовал горячую кожу рядом со своей ногой. Юлий собирался что-то сделать с этим, когда собака переместила свой груз между ногами Юлия, связывая их обоих. — Короче говоря, я не мог ее застрелить. Не мог. Не знаю почему, но это было неправильно. Мы просто собирались убить ее. Я не хотел этого. Папе это не понравилось.
— Он порезал тебя, потому что ты не смог убить кого-то? — шокировано спросила она.
— Не совсем, он бросал в меня камни. Я был неуклюжим, но и быстрым, так что получил только два удара. Один из них оставил это.
Келли обняла его настолько, насколько позволяла их нынешняя поза, и он позволил ей. Это было странно. Юлий не говорил о себе так. У нее был способ избавить его от этого. Что-то было в нежных поцелуях, которые она оставила на его коже. Лучше, чем типичное «о, бедняжка».