Она не только их не исполняла должным образом... Она вообще почти не обращала на брата никакого внимания. А когда он громко кричал, требуя заменить памперс или накормить, она его била по попе, трясла, кричала.
-Просто мать года! – Василий Степанович показывал собранный материал отцу, а я подглядывал под дверью. Все оказалось куда хуже. Похоже, мама Иля вообще не любила моего маленького брата. И я не мог этого понять.
Как? Он ведь был таким красивеньким, спокойным, послушным. Смотрел всегда своими большими глазенками, улыбался, когда я с ним играл. Я влюбился в него с первого взгляда, когда мы забирали тот малюсенький сверточек из роддома. Почему же родная мать его не любила?
Меня это задевало и пугало...
А отец смотрел видео, скрежета зубами. Похоже, он даже не подозревал, что его жена настолько ненавидит собственного ребенка.
Вечером между ними случился серьезный разговор. Они долго кричали, ссорились, били посуду. А на утро уже снова любили друг друга. Они помирились как-то слишком быстро... Просто потому, что мой отец был по уши влюблен. А Иля всегда умела этим пользоваться.
Оказалось, у Илоны была затяжная послеродовая депрессия. Поэтому она не могла даже смотреть на Костика, настолько он ей был в тяготу. Отец все же нанял няню, а Илона стала заметно добрее.
Она высыпалась, выглядела свежее, чаще улыбалась. И даже иногда снова обнимала меня, интересовалась моими делами. Мне казалось, что мама Иля вернулась и снова любит меня. Я так надеялся, что все будет как прежде...
И все на самом деле стало хорошо... Костик рос, Илона стала чаще уделять ему время, мы часто проводили время в кругу семьи. Последнее мое счастливое воспоминание, связанное с Илоной – первый день рождения брата.
Она тогда сама испекла огромный торт, мы праздновали в семейном кругу, много общались, играли, веселились. Папа жарил шашлыки, Костик сказал тогда свое первое слово «Маки», видимо, на его языке это означало «Марк», а я хвастал тем, что первый класс закончу на отлично.
Ничего не предвещало беды... Я был счастлив, и мне казалось, что счастливы все вокруг...
Несколько дней спустя Илона предложила сходить в зоопарк. А я всегда любил зоопарки. Хотя мне было безумно жаль животных в клетке. Но я очень любил на них смотреть, поэтому с радостью согласился.
Костика Илона тоже взяла с нами, хотя он пока еще ничего толком не понимал. Мы ели мороженое, гуляли по зоопарку, фотографировались.
Илона отпустила водителя по его делам с требованием вернуться, когда она его наберет. И это не казалось подозрительным, потому что Илона так делала постоянно.
А потом к нам подошел неизвестный мужчина. Илона о чем-то шепталась с ним, а я равнодушно стоял в сторонке, держа на руках мелкого брата, который пальцами ковырял мое мороженое.
-Маркусик, это дядя Костя, мой... очень хороший друг. Он пригласил нас в гости, ты же не против?
-Не против, но нам нужно вернуться домой к пяти. Я еще уроки на завтра не сделал.
-Не переживай, успеем. Я должна кое-что забрать у Кости. Это быстро.
Когда садились в машину, Илона дала мне бутылочку кока колы, которую я безумно любил. Громко втягивал напиток через бело-красную трубочку, пока не почувствовал, что засыпаю. Я даже не понял, почему меня так быстро укачало и убаюкало.
А когда я очнулся, ужасно болела голова. Все было словно в тумане. Руки и ноги онемели, и я не мог пошевелиться. Мои конечности были связаны.
Я пытался вырваться... Не понимал, что происходит. Пытался кричать, но мои губы были залеплены скотчем. Я был напуган... А еще больше из-за того, что не знал, где мама Иля и мой маленький брат. Я сходил с ума от неизвестности...
Просидел так пару часов. Меня никто не навещал, в комнате было темно, сыро, страшно. Чем-то жутко воняло. Меня мучала жажда, а выпитая кока кола также давала о себе знать – мне хотелось в туалет. Я терпел сколько мог, но физиология сделала свое дело – я помочился в штаны. К страху, жажде, голоду добавилось еще и это.
-Ну что, очухался? – услышал грубый мужской голос. Его шаги становились все громче и громче, так что я понимал, что мужчина приближается ко мне.
Его фигура становилась все более четкой, и я мог рассмотреть его отдельные черты. Из-за длительного пребывания в темноте, мои глаза адаптировались, так что я мог кое-что различать.
-Ну что, гаденыш... Будем снимать киношку? – сжал своей рукой в черной кожаной перчатке мой подбородок. Сам мужик был в черной маске. Видел только его глаза. Они мне показались такими же черными, как и темнота. Только слабый отблеск тусклой лампочки отражался в этих зрачках.
Мой похититель достал откуда-то видеокамеру и начал снимать мое заплаканное лицо. Я плакал долго, до тех пор, пока все слезы не закончились. От этого кожа гудела, и хотелось утереть ее рукавом толстовки. Но не мог... Даже если бы меня сейчас развязали, сомневаюсь, что я смог бы нормально шевелиться. Все мое тело затекло, мышцы уже слегка покалывало.
-Смотри сюда, урод... Узнаешь? Если не заплатишь нам миллион долларов до завтрашнего вечера, считай, что твой сынок покойник.