Понятно, что лысая коза не обязательно имела голый скальп. Скорее, моей сестричке нравилось представлять в мечтах незадачливую пассию мужа в таком экзотичном и причудливом виде.
— Да нет у меня никакой любовницы!
— Умная женщина, наконец, тебя бросила? Надоело ей каждое утро слышать, как ты под одеялом пукаешь? — довольно парировала Янка.
— Я тебе тогда так жизнь испорчу, — начал угрожать Артём, пытаясь хорохориться передо мной, как внезапно осёкся, остановленный гневным выплеском разъярившейся фурии, в которую превратилась моя белая и пушистая сестрёнка.
— Ты? Жизнь мне испортишь? Да ты только можешь воздух в помещении испортить! Если бы не наши с Юлькой родители — не видать тебе этого дома ещё сто пятьдесят лет после пенсии!
И правда, после смерти родителей наследства нам с сестрой осталось столько, чтобы купить мне небольшую квартирку и заплатить за большую часть этого симпатичного домика.
Я слушала их перебранку, проминая пальцами плюшевую белую лошадку, которую купила для Эрики. И надеялась, что итальянская семейка рано или поздно выплеснет адреналин и успокоится, разойдясь каждый по лавкам. Что и случилось.
Раздражённый раскрасневшийся Артём пулей выскочил из дома, хлопнув дверями, и смылся в неизвестном направлении. Скорей всего, зализывать душевные раны у лысой козы. А я с улыбкой на губах встречала маленькую симпатичную белобрысую девочку, выскользнувшую из кухни.
Эрика подлетела ко мне, прыгнула в объятия и поцеловала меня в щёчку. Любимая тётя! Выхватила игрушку из рук:
— Олень!
— Милая, это не олень, — я улыбнулась. Трёхлетний ребёнок был просто непосредственен. — Это лошадь.
Маленькая девочка нахмурилась, вскинула на меня голубые глазки и с невозмутимым видом спросила:
— А где олень?
Я сдержала улыбку, сохраняя серьёзность. Вроде об оленях мы не договаривались:
— В следующий раз принесу. Пойдём на кухню, чаю попьём.
Через десять минут мы сидели за большим столом, накрытым скатертью в голубой горошек. Душевная семейная компания поднимала настроение, сгоняя все хлопоты повседневности. И ели наивкуснейший пирог, собственноручно приготовленный Янкой.
— Когда ты всё успеваешь? — спросила я, надкусывая клубничную начинку, напомнившую вкус детства.
— В свободное время, — она тепло улыбнулась.
Янусик работала врачом в местной клинической больнице и, как любой представитель этой благородной профессии, часто пропадала ночами на дежурствах. В её отсутствие с детьми ночевала няня, иногда я. Ну, разумеется, я это делала чаще на выходных, чем в будни. Вадьке было уже девять лет. Совсем взрослый.
— Тебе когда на дежурство?
— Вчера была, — произнесла сестра и прищурила лукаво глаза. Похоже, не обойдётся без свежей байки. Я знала этот взгляд, полный куража и задора! И эти уголки губ, изо всех сил сдерживающие улыбку.
— Ну, не томи!
— Сейчас расскажу, — выдохнула сестра, собираясь с духом. Сижу я ночью в кабинете, значит. Уже спать собралась. Слышу, в коридоре хрысть-дзынь-брямс. Хрысть-дзынь-брямс по кафелю. Перепугалась вся.
Янка остановилась, вдохнув в себя больше воздуха, выдохнула его, чтобы более спокойно продолжить.
— Выглядываю наружу. Осторожно так. Медленно. И вижу, как идёт по направлению в туалет наш пациент, переехавший в палату утром после реанимации. И не просто так идёт, а с бряцанием, как рыцарь средневековый. Знаешь, в чём? В суднах! Понимаешь, Юля? В наших больничных суднах вместо тапочек! Я ему ору вслед: «Ты что, с ума сошёл?»
— И что-о-о? — у меня ещё получалось сдерживать икотный смех, который стремительно подпирал к моему горлу.
— А ничего! В туалет он шёл! Наша санитарка мыла в палате пол и гоняла эти железки под кроватями. Тот молодой, неопытный, возьми да спроси: «Зачем это?» А санитарка, как самая умная, ему и ответила: «В них после реанимаций и операций в туалет ходят.»
Икота начала пробиваться первыми всхлипами.
— А дальше?
— А дальше получила наша санитарка выговор за плохое мытьё пола! А Маринка сообщила, что весь день к нам из соседних отделений врачи и медсёстры ходили, чтобы посмотреть на уникальный экспонат!
Я почти заканчивала рыдать от смеха, наблюдая за недоуменными лицами Эрики и Вадьки, — шутка ли, тётки с ума сходят, — когда Янка нахмурилась:
— А тебе чего дома не сидится среди рабочей недели?
— Да просто соскучилась, — улыбнулась ей.
— Ну-ну, — прищурила глаза Янка, но промолчала.
В семейном кругу, когда я отогрелась и насмеялась, все досадные недоразумения уже казались расплывчатыми и не стоящими выеденного яйца. Да и рядом с Янкой не страшно. Так что я решила не рассказывать сестре о происшествиях. Глупое стечение обстоятельств и совпадения. Но…
— Ян?
— Чтоу, — снова с набитым ртом ответила сестрёнка.
— Давай как в детстве? Вместе спать ляжем, в одну кровать?
Янка уставилась на меня с подозрением.
— Ты мне что-то недоговариваешь…
— Нет, просто как-то… Хочется тепла больше.
— Я согласна, — улыбнулась сестра. — Но только под разными одеялами!
— Хорошо. Отдашь мне своё синее в клеточку!