– Говори, Боря. Не май месяц все-таки.
А мне еще и ужин стряпать, ведь голодный обиженный супруг – похуже дикого неприрученного зверя. Умаслить надобно!
– Стеш, я от Катьки ушел!
Вот так новость! Даже о рецепте куриных крылышек, которые мой папа так любит, забываю!
– А мне-то что? Мог бы сообщение написать, если так распирало новостями поделиться!
– Так я хотел, а номера твоего не знаю. Хорошо хоть адрес у Ольги Ивановны выпытал. Сказал, что сервиз наш свадебный тебе передать хочу.
Отлично! Ну, мама! Сама вечно ненужное барахло на балконе складирует, еще и меня на эту дорожку кривую толкает. На кой черт мне эти блюдца да чашки пузатые?
– Стеш, я пришел тебя возвращать. Вот, – веник мне свой протягивает и улыбается, как будто не было между нами ни расставания, ни разлучницы этой, ни его усиленной подготовки к свадьбе! И что? Мне теперь полагается ему в объятья прыгнуть? Этого Борька ждет?
– Возьми, Стеш.
– И не подумаю! По-твоему, цветами что-то исправить можно? Так прости, Борь, ты опоздал!
– Почему же цветами? Русским языком говорю – бросил я Катьку. Не смогу с ней, когда в голове ты!
В голове… Да ветер у него в голове! Как девчонка, ей-богу! То эту ему подай, то нет, извините, я старой куклой играть хочу! Она, видите ли, уже вдоль и поперек изучена, знаю, что от нее ждать!
– Бросил?! – злюсь, и цветы эти, что он так настойчиво мне пихает, безжалостно ему в раскрасневшееся лицо бросаю. – Беременную женщину бросил, потому что тебя ностальгия одолела? Ну и идиот же ты, Зайцев! Как только жила с тобой столько лет?
– Ты чего? – я уйти порываюсь, а он ногами своими длинными вперед семенит, чтоб к подъезду меня не пускать. – Ты ведь сама разводиться не хотела! Думал, обрадуешься, простишь меня дурака.
– Прощу? – да что ж заладили все? То Снегирев, то этот. Это, вообще-то, дело добровольное, и только потому, что один в умных книгах о важности своевременного прощения статей начитался, а другой себя королем положения возомнил, я обиду забывать не обязана.
– Так вот: даже не надейся! Раньше надо было думать, когда за спиной моей роман со своей курицей крутил. А теперь, не обессудь – я себе другого нашла. Которому ты и в подметки не годишься! Понял?
Толкаю человека, которого когда-то всем сердцем любила, и не удержавшись, еще и ботинком по щиколотке бью. Хорошо, что Галя на каблуках настояла, а то моими добротными говноступами, не такое болючие бы возмездие Борьку настигло.
– И больше не приходи! А то я Гришу попрошу, чтоб он тебе хорошенько всыпал! – не так, как я. Простое поглаживание ушибленного места явно тогда не спасет.
Оставляю опешившего мужчину в одиночестве в лучах фонаря сиять и торопливо к железной двери иду. Даже до семи недосчитываю, на пяти прожигающего затылок взгляда не выдержав. Один черт волнуюсь, хуже уже не будет.
Мчу по ступенькам и на лифт наплевав, и на старушку, что вслед мне авоськой набитой машет, и только дома себе выдохнуть позволяю. Ну что, вроде как отстрелялась. Надеюсь, хватит ему ума, больше ко мне лезть. А то смотрите-ка, что удумал! Возвращать! Где ж его тоска раньше была, когда одиночество душу мою на куски разрывало? Верно! Не до меня ему было, у него перед глазами Катькин пятый размер маячил!
Сбрасываю новое пальто, снимаю сапожки свои изящные, и только хочу их в ванную отнести, чтоб хорошенько подошву намыть, как меня очередное потрясение ждет: Гриша. В дверях гостиной замер и недобро так желваками играет. Руки в карманах брюк явно в кулаки сжал… Говорю же, покормить его надо было. Причем, до отвала, чтоб сил мне сопротивляться не было.
– Здравствуй, – к черту ботинки эти, так и роняю на блестящий от чистоты пол. А вот руки помыть все равно нужно, оттого и мчусь стрелой в ванную, впервые в жизни пожалев, что вместо семи, к примеру, на двух не зациклилась. А то теперь жми на этот дозатор…
– Поговорить нам нужно, Стеша, – Полонский, все такой же мрачный, пену, с моих рук в канализацию уплывающую, взглядом провожает, и чему-то горько усмехнувшись, на кухню ретируется. И к лучшему. Поговорить, так поговорить. Я все равно собиралась!
Гриша
Нечего, говорит, спасать. Конечно! Видел бы Ромка, как Борис ей букет вручал! Настойчиво так, всем своим видом говоря, что дальше разговор о высоком последует. А если людей не связывает ничего, разве зря в минус двадцать под снегопадом морозиться станут? Вот и я думаю, нет.
– Я готова, Гриш, – слышу, как Стеша стул от стола отодвигает, и от окна отхожу, лишний раз не желаю сутулую спину соперника взглядом буравить. Ждет ведь! Наверное, будет помогать ей вещи перевозить… Да плевать.
Зашториваю окно, будто иначе он свидетелем моей личной драмы станет, и кружку горячего чая перед женой ставлю. Замерзла небось, вон как улыбается, жадно кипяток хлебая.
– Как сеанс прошел? – господи, начерта тяну? Нет бы сразу сказать: « Стеша, я не дурак, понимаю. Отговаривать не стану, развод оформим быстро».