Замуж за принца любой ценой (СИ)

Гленн вздрагивает, ощутимо морщится, но отказывать в таких случаях не принято. Она может помочь и это, в какой-то степени, ее долг.

— А тебя, — говорит он Адель, — я лучше отвезу в замок, пусть посмотрят там.

И легко поднимается на ноги, прямо с Адель в руках, с земли, ловко забирается по склону. И в самом верху, перехватив Адель одной рукой, другой хватается за край обрыва и запрыгивает. Хочется спросить, не затерялись ли у него где-то Локхарты в родне? Хотя, и правда, в каждом намешано крови от каждого из семи домов.

— Да у тебя силы… — удивляется Адель.

— Ага, — говорит он. — Невпроворот. Ты посиди пока, а сейчас, кое-что гляну.

Он осторожно сажает Адель под дерево, подходит к лежащему у самого края седлу. Наклоняется, потом садится на корточки, что-то рассматривает.

— Рон! — машет брату. — Иди сюда. Лене, и ты тоже.

Они подходят, без всяких возражений. Он что-то говорит им.

«Перерезано?» — доносится голос Роналда.

Это произошло не случайно? Подстроено.

Потом Йоан возвращается к ней.

— Поедешь со мной, — говорит он так, что невозможно допустить никаких возражений.

В замок они возвращались вдвоем. На одной лошади, в одном седле.

Молча. Почти не разговаривали.

Йоан крепко держал ее одной рукой, другой держал поводья. Адель сначала пыталась сидеть прямо и даже немного отодвинуться вперед, но толку от этих стараний было мало, тем более, что спина болела и еще немного кружилась голова.

Потом устала и решила не волноваться об этом. Тем более, что Йоана ее близость совсем не смущала.

В конце концов откинулась назад, прислонившись спиной к его груди, и, наконец-то, расслабилась.

Его дыхание у самого уха — спокойное, ровное. Так, что клонило в сон.

— Ты можешь поспать, если хочешь. Я крепко держу тебя.

— Спасибо, — сказала она. Не хотелось ни о чем думать. Пусть все будет, как будет. Но… — Меня хотели убить, да?

— Не думаю, что убить. Просто напугать, — он покачал головой, немного задел щекой ее волосы. — Убить такого, как мы, падением с лошади — весьма непросто. А подгадать так, чтобы упасть прямо под ноги кабану — почти невозможно. Я еще попытаюсь разобраться с этим. Но будь осторожна.

— Ты скоро уезжаешь?

— Да, дня через два. Я и так задержался. Нужно разобраться с делами, привести все в порядок.

«Привести дела в порядок». Это звучало так, словно…

— Потом, возможно, мне придется уехать с Лене в Ауэгду, — сказал он.

— Она говорила… — Адель осеклась, замялась. Она ведь не вправе это говорить?

— О Шоне? Я знаю, что она рассказала тебе. Все это не так просто. Она очень хочет сбежать с ним, и она действительно его любит. И Шон ее тоже. Но они почти дети. Лене едва исполнилось шестнадцать, ему семнадцать лет. Он даже не рыцарь, ты, может быть, видела его на охоте? Рыжий мальчишка, оруженосец Локхарта. Я готов помочь им. Твой брат, между прочим, тоже обещал помочь. Но получится ли…

Адель слушала и не могла поверить.

Оруженосец. Сбежать вот так, бросить все…

Безумие.

И Тавиш… Тавиш тоже замешан в этом? Немного пугало.

— Эленор сказала, что Харалты всегда женятся только по любви, — сказала Адель.

Он усмехнулся. Она скорее почувствовала, чем услышала это, легкий ветерок у самого уха.

— Да, по любви. Это очень ценно, на самом деле, — он замолчал ненадолго, Адель показалось, он хмурится. — Я никогда не видел своих родителей вместе, но видел деда с бабушкой. Ребенком на это не обращаешь внимания, кажется, все так, как должно быть, и иначе быть не может. Но когда возвращаешься домой уже взрослым и видишь, как они улыбаются друг другу, как держатся за руки, как сидят в саду теплыми вечерами, пьют легкое тиссорсое вино и говорят бесконечно, им всегда хорошо вдвоем… Когда они были моложе — ездили кататься в горы или на Дымные озера. Долгими зимними вечерами они сидели у камина, бабушка Нэсса вязала для всех теплые носки, а дедушка Фер развлекал ее байками, и она смеялась до слез. Когда я был дома в последний раз… Сейчас бабушке уже много лет, у нее болят руки, и она уже не вяжет… но дед каждый вечер расчесывает ей волосы. У бабушки они длинные, ей тяжело самой. Можно, конечно, попросить горничную, но им обоим нравится, когда он это делает. Потом дед целует ее в лоб и говорит, что она самая красивая. Она действительно самая красивая для него.

Адель попыталась представить, и что-то дрогнуло в сердце, сжалось.

— И они никогда не ругались? Совсем?

— Ругались, конечно, — Йоан пожал плечами. — Бабушка кидалась в деда фарфоровыми вазами, а он уходил один в горы и не разговаривал с ней целыми днями. Но потом они мирились. В жизни бывает разное, но они всегда любили друг друга.

— Мои родители никогда друг друга не любили, — тихо сказала Адель. — Или, наверно, папа сначала любил, но мама его — никогда. Потом и в отце что-то сломалось. Наверно, сложно любить, если тебя едва выносят?

— Сложно, — согласился Йоан. — Это никому не под силу.

— Ты хочешь так же? Как дедушка с бабушкой?

Спросила и… замерло сердце.

А он уткнулся носом в ее волосы.

— Да, Дел. Я хочу так же.

Адель собиралась спросить что-то еще, но не смогла. Что-то происходило с ней, и она сама не могла понять.