Замужем за олигархом

— Просто нельзя слишком рано открывать тайны. Вот, например, танцовщики или фигуристы. Они постигают женщину очень быстро, слишком стремительно, просто танцуя рядом с ней ежедневно. Мальчики хорошо знают особенности другого пола: формы, запахи, не всегда приятные… Даже график месячных… Партнерша моментально перестает быть прекрасной загадкой. Все давно до тонкостей известно… А любви без тайны не бывает, особенно в самом начале. И остается одна грубая примитивная физиология. Кроме того, женщины — чересчур зависимые создания, крайне тесно связанные с погодой, со своим настроением и мелкими обстоятельствами. То колготки поехали, то тени размазались… Слишком лихие закавыки. Я быстро устаю от них.

Михаил снова усмехнулся: в самую точку! И снова проклятая зависимость от женщины… Кто бы сомневался…

Он набросал в свою тарелку побольше печенья.

— Интересно, Митя, а у тебя хоть когда-нибудь была настоящая любовь? Или ты всю жизнь вот так по девкам шманаешься?

— Была, не была… — флегматично отозвался Дронов. — Находилась за немалую жизнь… Довольно давно. Сподобился втрескаться в даму с пустыми глазами и пышным бюстом. Но, видишь ли, когда она раздевалась, грудь у нее падала с чудовищным шумом. Первый раз я даже испугался: не понял, что это такое. Ну, а падала у нее, падало и у меня… Так ничего путного и не получилось. А ты говоришь, любовь… Ужасный ужас и кошмарный кошмар!..

Каховский засмеялся:

— Ты стал циником. Негоже… А поискать другую тебе было лень?

— Другая, роднулька, оказалась заполошная. Когда начинала чересчур громко, истерично рассказывать, явившись ко мне в переполняющих ее душу эмоциях, я снова очень пугался: думал, случилась беда. Но выяснялось, что ей просто пришлось чересчур долго ехать в переполненном душном вагоне метро, где ей отдавили ногу. Или она попала под сильный дождь. Всего-навсего. У нее без конца происходило нечто несусветное, невероятное, жуткое: если не месячные, значит, в ванной кран течет… Или нигде нет любимых конфет. Кроме того, вечные страхи из-за ее возможной беременности… У меня не выдержали нервы. Просыпался ночью в холодном поту… Такое чудовищное напряжение мне оказалось не по силам. Слаб на поверку. Каждому свое…

— Вот бедолага! Несчастье за несчастьем! Настоящий облом! Закошмарили тебя бабы полностью, — усмехнулся Михаил. — Пугливый ты, Митя, до крайности. Не мне бы говорить, сам немногим лучше… Мы с тобой одной крови: ты и я… Кстати, Митя, давно хотел тебя спросить… А почему ты все-таки не пошел в театральный? Мать бы помогла…

Синие очи словно замерзли.

— Артист? Да еще с помощью матери? Уволь… Это мимо денег… Чтобы потом журналисты лезли к тебе в постель и спрашивали, сколько у меня было жен и детей? Ломать что-то из себя на сцене под светом раскаленных ламп ради жалких аплодисментов зажравшейся публики? И жить ради этих аплодисментов? Концентрированная глупость… — Дронов взглянул на приятеля и размыто улыбнулся. — Кстати, о детях… У тебя ведь была и есть Алина, — задумчиво напомнил он. — Ты бы позвонил Наталье… Свежее решение…

Солнце поздней весны насквозь просвечивало угрожающе притихший, чересчур молчаливый и раздражающе огромный кабинет Каховского. Где-то тоненько пищал московский неумирающий комар. Тщетно пытаясь забыться, отключиться хоть ненадолго, Михаил, проводив Митеньку, начал вновь пить коньяк прямо из горлышка, привычно наугад выхватив из бара первую попавшуюся бутылку. Пил, казалось, не пьянея, только все яснее и четче сознавал, что сейчас за руль уже не сядешь, нужно поймать машину. Поймать и поехать к Даше… Да-да, именно к Даше…

Каховский недавно вновь расспросил Дронова о своей первой любви. Как она там, что…

Митенька отвечал неохотно:

— Дарья по-прежнему живет с Валентином… Роднулька, не бесись! Что тебе от нее нужно? Аленушкин стал известным человеком, слышал, поди?..

— Писака… — презрительно бросил Каховский. — Читал тут как-то на досуге его гламурный журнальчик, где он главенствует… Валька вообще с мышлением не в ладу и полностью лишился всякой фантазии. Или никогда вовсе ее не имел, что весьма вероятно и отнюдь не исключено. Иначе почему такой невыносимой скукой несет от этих пестрожопых страниц? Тошниловка! Настоящий зарез! Сплошные прослойки мыслей, слов и фраз. Дотумкался! Читать сию хренотень невозможно. Надо же навалять этакую дрянь! Надыбать что-нибудь путное он не в состоянии. Только левой ногой через правое ухо!

Митенька звонко расхохотался:

— Ну, это ты исключительно по злобе да по ревности, роднулька! Уймись! Все не так уж плохо, как тебе кажется.

— Да брось! — в бешенстве крикнул Каховский. — Ты что, никогда не читал эту яичную прессу?! Уже смертельно опротивело от рассвета до забора видеть, как стаи идиотов «творят» и «создают»! Недумающих там — тринадцать на дюжину. Тридцать восемь попугаев. Как посмотришь на этих коров на экране — бугаи-бугаями. Вот только с умишком не в порядке. Своих мозгов ни у кого давно не хватает, головы просто ку-ку! Непрошибайки! Сидят и не чухаются! Сплошная расслабуха!