Замужем за олигархом

— Сдается мне, что когда-то я просто решил для себя: уныние — грех, — невозмутимо продолжал мальчик-снегурочка. — Когда видишь унылые людские морды, то смотреть на них тебе неприятно, это здорово жизнь портит. И говоришь себе: так и другим, значит, неприятно смотреть на меня, унылого. Ну, зачем печаль показывать людям? Улыбка человека красит, веселье душу поднимает. А люди… У них всегда хватает собственных проблем, зачем грузить еще своими? Пытаться вызывать жалость — это слабость, не по-мужски и вообще можно этим достать. К счастью надо стремиться и преодолевать грусть. И поэтому я, личность волевая и недюжинная, себя так воспитал и живу по таким вот правилам: всем мило улыбаюсь, шучу и смеюсь, никому и никогда не продемонстрирую плохого настроения ни словом, ни жестом, со всеми общаюсь и беседую и всегда говорю, что у меня все о’кей. Keep your head above water… Иди ко дну, но не сдавайся… А что плохого, раз никто нас не грабит и солнце сверкает? Все это понятно. Но при той оболочке, которую я так неплохо держу и которая для меня абсолютно идейно обоснована, все равно остаются какие-то свои личные внутренние проблемы. И они порой тяготят.

— Как любого человека… — пробормотал Миша. — У всех есть проблемы… Едем дальше — едем в лес… А что лучше? Чтобы кругом о них говорили? Или всегда справляться с ними в одиночку?

— А я, честно, даже не знаю, роднулька, — протянул Митенька. — Но что касается тебя… Словно какая-то точка у тебя не совсем та… Мне вдруг иногда кажется, что тебе остро не хватает в жизни тепла. И поэтому ты так держишься за нас, твоих друзей. Может, Мишель, тебе надо быть просто поискреннее?

Каховский помрачнел. С чего это Дронов сегодня лезет в душу? Милое дело…

— Тебя не спрашивали… А тепла… Его многим не хватает… Сухой остаток… — И он выразительно покосился в сторону очаровашки, сейчас преспокойно сосущего свою любимую жвачку.

«Как нынче обстоят твои делишки? — спросил себя Михаил. И ответил сам себе: — Лучше, чем боялся, но хуже, чем хотелось… Сумма плюсов все же постоянно превышает сумму минусов».

Они допили херес и отставили в сторону пустую бутылку.

— Ну что, пошли? — Дени поднялся.

Все встали и двинулись со двора.

— Видите ли, страдание и уныние — вещи разные, — стал объяснять малыш, сразу сбился и ухмыльнулся. — Елы-палы… А давайте махнем отсюда на автобусе прямо до Царицына? И там еще погуляем до вечера. Но сначала купим что-нибудь для перекуса, а то моему животику становится голодно. Вина выпили, но поесть не поели. О’кей?

Приятели охотно согласились продолжать путешествие по Москве. И направились в ближайший продуктовый магазин.

Такие походы по городу давно стали частью их общей жизни, когда за разговорами время бежало быстрее и казалось ярче и насыщеннее. Чем? Они еще не могли толком определить.

Последняя беседа запала Мише в душу. Он часто возвращался к мысли о ней. Да, у кого-то наверняка есть своя теория, согласно которой человек всегда и всем говорит, что он, мол, наследник дворянской культуры. Дворянский путь — путь искусства и науки. А Ломоносов, выходец из крестьян? Да, но пошел-то он аристократическим путем! И стал дворянином даже официально. Вот основа той подлинной Руси. А чей потомок он, Миша?

Дальше думать не хотелось. Так легли фишки…

Школьная училка красотка Софья Алексанна как-то процитировала Бомарше, который написал: дворянин — это человек, который потратил в своей жизни труд только на то, чтобы родиться. Дворяне — пустобрехи? Но это уже тогда, когда вырождалось дворянство, по словам умного Митеньки. А в Средние века дворяне служили государству шпагой, как крестьяне плугом, а духовенство молитвой. И в армии аристократам тогда было тяжелее, чем крестьянам. Дворянин — это был воин! Это в девятнадцатом веке многие из них уже не умели держать в руках оружия. А барчуков — «золотую молодежь» того времени — люди презирали и в те времена.

И, просто так защищая мажоров Москвы, не становишься ли ты при этом сам мажором? Вот, например, он, Миша… Кто он? он давно живет на деньги дяди Наума. Постоянно бродит где-то, непрерывно ездит куда-нибудь с друзьями гулять или смотреть что-нибудь интересное, новое… Не классический ли он мажор? И не лучше ль на себя оборотиться? И не довольно ли противоречить самому себе?

Михаил знал, что приятели иногда потешались над его привязанностью к бабушке и дяде. Что он, мол, не отделится от них никогда и не захочет жить самостоятельно и вселить в дом существо женского пола, как первобытный мужчина приводит женщину в пещеру, подчиняясь первородному инстинкту. Но мы-то не животные! Это раз. И не нужно унижать солнечную породу человека. А во-вторых, почему тогда они сами не торопились уйти из родных стен домов и жениться? И зарабатывать себе на жизнь? Ведь и они, наверное, этого не хотели!

Особенно Илья. Цыган как раз нередко твердил Мише:

— Ты, роднулька, на баб глаз не кидай! Ну их на фиг, этих лукавых! Одни обманки! Жить надо одному, ага! Тихо и спокойно.

Михаил посмеивался. Кто бы сомневался…