Замужество и как с ним бороться

— Разве мифических животных можно называть? — усомнилась я, ревниво вглядываясь в пушистые облака над головой.

— И ты это спрашиваешь у человека, который живет в вигваме?

Я обняла его, вдыхая его чистый братский дух. Мне нравилось, что он не растерял иронию и способность смеяться над самим собой. Китти с Лео тоже играли в «Зверей в небесах». Сэмми они называли «дядюшкой Шизиком». Вместе они ходили в горы, где он рассказывал им о бабушке, которой они так и не узнали.

Мама умерла двенадцать лет назад. А я все еще злюсь на нее за то, что бросила меня одну, без материнской поддержки и помощи, с трехлетним сыном и огромным беременным животом. Мама Грега не считается. Мы ее не так-то часто видим, а когда видим, мечтаем, чтобы этот раз стал последним. Многие дети проходят через период страха, что их усыновили. А вот Грег на это надеялся. Он жил с ощущением, что его отдали в какую-то чужую семью, словно он — незваный гость на неинтересной ему вечеринке. Он совершенно не походил ни на своих братьев, ни на сестер. Все они — блондины с карими глазами, он же — жгучий голубоглазый брюнет. Его родные были ирландскими методистами, и в доме существовало табу на любое спиртное, кроме «Бейлиса», который почему-то считался безалкогольным, так что на всех семейных сборищах распивали именно его. Лица дядюшек и тетушек приобретали красный оттенок, и дом оглашался глубоко прочувствованными звуками «Малыша Дэнни»[6]. Эти моменты относились к числу редких счастливых воспоминаний, доставшихся Грегу. Его отец, единственный близкий человек в семье, продержался недолго — когда Грегу исполнилось восемь, папа сложил с себя полномочия отца семейства и уехал в Америку, якобы посмотреть, стоит ли семье туда перебираться. Конечно, обратно он так и не вернулся. Его лицо было безжалостно вырезано из всех семейных фотографий, которые имелись в доме в несметном количестве. Грег помнил, как его мать ночи напролет сидела над фотографиями с острыми маникюрными ножницами. Он спас несколько отрезанных отцовских голов, когда мама не видела, и с тех пор хранил их в кошельке — свою единственную память об отце. Произносить имя беглеца вслух строго запрещалось, и жизнь семьи четко разделилась на два периода: ДС (До События) и ПС (После События). Мать Грега, Эди, все годы ПС провела с презрительным выражением на лице, словно постоянно чуяла какую-то вонь. Когда родился Лео, Грег с облегчением, которое чувствует тонущий, выбравшийся на сушу, сказал:

— Наконец-то у меня есть семья, которая мне нравится.

Я устала. Иногда пациенты меня просто выматывают. Правда, обычно такое происходит, когда я не совсем хорошо себя чувствую и позволяю их проблемам проникать в мою жизнь. Я поднялась по лестнице и обнаружила на кухне Грега. Он носился туда-сюда, хлопал дверцами, заглядывал в кастрюли и шкафы и все больше и больше бесился. Волосы у него стояли торчком, как ершик для туалета, а вокруг талии был повязан ярко-красный в желтый горошек фартук Китти для фламенко. Он ему шел. Грег махал правой рукой, изображая то, что делает нужный ему предмет, и, кажется, произносил какие-то заклинания, чтобы этот самый предмет нашелся.

— Половник? — угадала я. — В ящике слева, если только ты его уже куда-нибудь не перепрятал.

— Попробуй, — протянул он мне ложку с супом. — Ну? Вкусно, а? — Он нетерпеливо затряс головой.

— Просто чудесно, милый, но…

— Что — но? Суп идеальный!

Все годы нашего брака Грег провел в им же начатой битве за звание автора лучшего куриного супа. Эта битва могла окончиться только вместе с браком, в результате развода или смерти одного из нас — только тогда был бы выявлен победитель. Грег хорошо готовит — одна из причин, почему я за него вышла, — и у него есть свои фирменные блюда, но он совершенно помешался, желая доказать, что вовсе не обязательно быть евреем, чтобы готовить еврейский куриный суп. Он варит чудесный суп, почти идеальный, но все же не такой аутентичный и ароматный, какой варю я. Кроме того, он так и не освоил нужную консистенцию теста для кнедликов.

Я, как типичная еврейка, запрограммирована генетически: когда я узнаю о неприятностях у друзей или родных, иду на кухню варить суп. Как оказалось, этот ген передается и через брак. Вот что делают со своими нееврейскими мужьями их жены: нежно и незаметно превращают в евреев. Если папе нездоровится, Грег, как и я, начинает носиться по кухне, сооружая куриный суп — еврейский пенициллин, лекарство от всех болезней, начиная с болей в сердце и заканчивая раком. Его последний демарш означал только одно: теперь я как можно скорее должна поднять прихватку, которую он передо мной бросил, принять его вызов и в очередной раз доказать свое суповое превосходство.

— Сегодня я суп варить не буду, — раздраженно отозвалась я, — мне к Пэ-Пэ надо. Ты пойдешь?

Грега передернуло.

— Я лучше съем суп из ядовитых змей. Я собирался завалиться в кровать, посмотреть телик и почитать постановление о дорожном движении от девяносто первого года. — Грег кивнул в сторону кастрюли с кипящим супом. — Выходит, я выиграл.