Читаем Замужество Татьяны Беловой полностью

Все Антиповы и Женя стояли вокруг, не было только Снигирева. Яков Борисыч отвечал Вагину спокойно, но лицо его сделалось камен-но-твердым, каким часто бывало при разговоре с Вагиным. Игнат Николаевич с откровенной опаской смотрел на Суглинова, из-за его плеча выглядывала встревоженная, растерянная Полина Ивановна. А у остальных Антиповых были такие лица, каких я еще никогда не видела: решительные и строгие. Только Павел волновался и все хотел что-то сказать, торопился, но Женя останавливала его. Что же все-таки случилось и кто все это начал?..

— Давайте восстановим всю историю сначала, — говорил Яков Борисыч.

— Пожалуйста! — ответил Вагин.

— И ваш отдел, и на заводе знали, что теоретические разработки КПД планетарных передач недостаточны, нуждаются в дальнейшей экспериментальной проверке?

— Ну? — спросил Вагин. — Схему-то лаборатория дала?!

Игнат Николаевич промолчал. Теперь уже рядом со мной стояли Олег и Анатолий, и Вагин быстренько, точно искал поддержки, поглядел на Анатолия, но тот, настороженно, будто что-то решая, смотрел на Суглинова.

— Схему дала лаборатория, против этого никто не возражает, — сказал Яков Борисыч.

— Мы никому не позволим возводить напраслину!.. — Чувствовалось, что у Вагина еще не прошел хмель; может, поэтому и молчал Игнат Николаевич, боялся сказать неосторожное слово?

Николай Ильич, невысокий, сухонький, шагнул вперед, легонько нажал ладошкой на грудь Вагина — тот послушно отступил, — сказал по-хозяйски размеренно и строго:

— Не сепети, паренек!.. За мной полста лет работы, понял? И на исходе жизни я краснеть не буду!

Я удивилась: всегда он просто шутил, точно не придавал большого значения работе, подсмеивался над другими, и — вдруг такое! Да и все Антиповы смотрели сейчас так, что я поняла: шутки шутками, а дело для них — делом!

— Когда лаборатория давала схему, — продолжал Яков Борисыч, — она оговаривала положение центра тяжести водила, так?

— Мы об этом ничего не знали… — растерянно произнес Павел и повернулся к Вагину. — Как же так, Виктор Терентьич?

— Ай, да подожди ты!.. Анатолий Кузьмич, что ж ты молчишь, ведь я с тобой согласовал новое его положение? — спросил Вагин у Анатолия.

— Этого не было, Виктор Терентьич, — отчетливо-ясным голосом проговорил Анатолий.

— Так, так, так… — отчаянным шепотком произнес Вагин, отводя плечо. — За это, знаешь, дружок, морду бьют!..

— С этим успеется, — повторил Олег, как когда-то говорил Анатолию, и заслонил его плечом.

Все смотрели на Анатолия, но он спокойно сказал:

— Вы запамятовали, Виктор Терентьич; такие вещи я обязательно оформляю документом, вы это отлично знаете.

Я видела, что все верили Анатолию. Я и сама верила: такой бы подлости он никогда не сделал!

Вагин, по-рыбьи перехватывая воздух разинутым ртом, обвел всех округлившимися от бешенства глазами. Плечи его судорожно вздрогнули, он резко обернулся, крикнул:

— Вера! Домой! — Пошел к дверям, сбивчиво говоря: — Мы это еще на коллектив вынесем!.. Чернить честных людей!..

— Что же это?.. Товарищи?.. — Вера заплакала, двинулась за ним как во сне.

Суглинов обернулся к Игнату Николаевичу, хотел что-то спросить, но Анатолий опередил его:

— Игнат Николаевич, а при сварке не повело днища новых ковшей?

— Каких ковшей? — замигал Игнат Николаевич. — Не знаю, подождите, не до этого!..

Ага, ведь Вагин говорил Анатолию об этом!..

У Якова Борисыча по-прежнему было холодно-строгое лицо. Он сказал, будто ничего решительно не произошло:

— Лебедки дают тридцатипроцентную мощность от расчетной. Боюсь, что дело здесь не только в искаженном положении центра тяжести водила, но и в сниженном, по сравнению с заданием, классе обработки, в точности монтажа. А, Игнат Николаевич?..

— Что вы! Мы все делаем, как конструктора спустили!.. — начал Игнат Николаевич.

— Подожди, Игнат, — перебила его Лидия Николаевна, подходя к ним и, словно от жары, облизывая губы; Игнат Николаевич с испугом смотрел на нее. — А что ты пьяный только что говорил?

— Побойся бога, Лидия! — крикнула ей Полина Ивановна. — Ведь человек спьяну!

— Молчи, Полька! — крикнул ей Николай Ильич. — Что у трезвого на уме… Говори, Лида!

— Я же шутил, Лида!.. — просительно сказал ей Игнат Николаевич.

— Заелся ты, Игнат! — горестно и непримиримо выговорила Лидия Николаевна. — Он, батя, похвалялся тут, что премию наверняка получит… Говорил, что лебедки чохом спихнет… Говорил, что колеса не цементирует… Говорил, что для скорости прессовые посадки заменил скользящими…

Лидия Николаевна произносила эти слова будто против своей воли и все вытягивала, вытягивала шею… Смотреть на нее было страшно. Вокруг стало совсем тихо. Игнат Николаевич в такт ее словам бессильно прикрывал веками глаза, точно защищался от ударов. Николай Ильич плаксиво морщился и невольно отодвигался от Игната Николаевича.

— Врет она, батя! — крикнул Игнат Николаевич.

— Эх, Игната, Игната… — медленно проговорил Николай Ильич и стал вдруг таким, что я увидела: ему далеко за семьдесят…

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман-газета

Мадонна с пайковым хлебом
Мадонна с пайковым хлебом

Автобиографический роман писательницы, чья юность выпала на тяжёлые РіРѕРґС‹ Великой Отечественной РІРѕР№РЅС‹. Книга написана замечательным СЂСѓСЃСЃРєРёРј языком, очень искренне и честно.Р' 1941 19-летняя Нина, студентка Бауманки, простившись со СЃРІРѕРёРј мужем, ушедшим на РІРѕР№ну, по совету отца-боевого генерала- отправляется в эвакуацию в Ташкент, к мачехе и брату. Будучи на последних сроках беременности, Нина попадает в самую гущу людской беды; человеческий поток, поднятый РІРѕР№РЅРѕР№, увлекает её РІСЃС' дальше и дальше. Девушке предстоит узнать очень многое, ранее скрытое РѕС' неё СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕР№ и благополучной довоенной жизнью: о том, как РїРѕ-разному живут люди в стране; и насколько отличаются РёС… жизненные ценности и установки. Р

Мария Васильевна Глушко , Мария Глушко

Современные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Романы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука