Светка все меньше и неохотнее работала по дому. А после сдачи за девятый класс почти совсем перестала заниматься хозяйством. И отец не поддерживал нас с мамой, когда мы жаловались ему на Светку. Но это бы еще ничего: мы справлялись и втроем, хотя мне и обидно было, что Светка у нас вроде белоручки-госпожи. Главное, что она явно отрицательно относилась ко всему, что мы делали, и я никак не могла понять, на что же тогда она рассчитывает в жизни, откуда будет брать деньги. Хорошо быть, конечно, инженером, но Строгов с Киселевым живут хуже нас. И ведь надо еще поступить в институт, проучиться в нем чуть ли не шесть лет. После окончания могут отправить куда-нибудь в Сибирь. А чтобы стать ученым, надо учиться всю жизнь. Учеба же была для меня тяжкой обязанностью, скучным, трудным этапом в жизни. В то время я считала так: если всю жизнь учиться — когда же по-настоящему жить?
Но Светка — я бы никогда не посмела так разговаривать с родителями — однажды спокойно, выложила им что-то похожее на слова Киселева:
— Вы работаете много и умело. Я не против этого. Но ведь дом и хозяйство отнимают у вас столько времени! Я хочу, чтобы вы поняли: если бы все люди жили, как живет наша семья, человек до сих пор бегал бы голый с каменным топором в руках.
— Погоди, три-четыре, но чего же ты хочешь?..
— Я ведь не отказываюсь помогать маме. И всегда буду помогать, если время свободное: я даром хлеб есть не хочу.
— Ты давай яснее.
Светка поправила очки, посмотрела нам прямо в глаза и решилась:
— Мелко это все… Ненастоящее это.
— Да ты что? Поили-кормили!..
— Погоди, мать, три-четыре… А что же тогда настоящее?
Светка взяла со стола какой-то учебник по радиотехнике, ничуть не испугавшись, протянула его отцу:
— А вот, например, такие книги писать… Или придумать что-нибудь вроде электродвигателя.
— Его уж до тебя придумали!
— Погоди, мать. А если… не придумаешь?
— Ты дом строил — не боялся, что при пожаре он сгореть может?
— Так, три-четыре…
И когда мы учились в последних классах школы, не было уже такого, чтобы мы со Светкой забирались друг к другу в кровать и шептались чуть не до рассвета…
3
Экзамены на аттестат зрелости прошли для меня будто стороной, словно что-то неглавное. У меня, как и кое у кого из моих одноклассников, была твердая уверенность: если уж учителя и директор школы довели нас до десятого класса, то обязательно выпустят, дадут аттестаты. Моя ближайшая подруга в старших классах Зинка Копырева так прямо и говорила:
— Чего волнуетесь, суслики? Главное для директора и учителей — успеваемость. По этой успеваемости их работу оценивают. А зачем им ушами хлопать? Вот они нам ручки пожмут, пожелают трудовых успехов и больше, может, никогда в жизни не увидят. Здесь дураком надо быть, чтобы двойки ученикам ставить.
А Светка окончила школу на круглые пятерки. Поздравляя ее на вечере? усатый и грозный математик Сидор Степанович даже прослезился, поцеловал. Ей долго трясли руку директор школы и сам заведующий роно.
У Зинки и Лешки, да и у меня, вся эта официальная часть не вызывала особого интереса. Зинка сказала:
— Чего они тянут резину, скорей бы танцы! Показуха это все, спектакль.
На вечере я пела, мы много танцевали, потихоньку выпили чуть-чуть. Все ребята ухаживали за мной, Зинка дулась, а Лешка ходил злой как черт. Вдруг я заметила, что Светки нет, незаметно выбралась из толпы и пошла ее искать. Светка сидела одна в нашем классе за своей партой и почему-то грустно кивала головой. Я засмеялась:
— Ты как лунатик!..
Она подвинулась, я села рядом, Светка обняла меня, прижалась, замерла. Я сказала удивленно:
— Вот уж никогда не думала, что ты такая сентиментальная!..
— Есть случаи, когда сентиментальность называется по-другому… Ведь одна часть нашей жизни кончилась, Тань!
Я помолчала, стараясь лучше понять ее, потом ответила:
— А я, знаешь, ничего такого, пожалуй, не чувствую. То есть я, конечно, понимаю, о чем ты говоришь, только уж очень это обыкновенное дело сейчас — окончание школы. Теперь уж почти и не встретишь человека без среднего образования. Надо иметь аттестат — вот мы его и получили.
Она отодвинулась, посмотрела на меня и негромко ответила:
— А я вот вас, ну тебя, Зинку, Лешку, понять не могу. Какие-то вы… посторонние, легкомысленные, что ли?.. — Она задумалась, до-
говорила: — Хотя, с другой стороны, вы и очень практичные, земные. Неужели вы не чувствуете, что в вашей жизни начинается новая полоса? И ведь вам может дальше оказаться очень нелегко.
— Брось, ничего не может оказаться! Все-то Пушкиными не могут быть…
Но договорить нам не пришлось. В класс с шумом ввалились Лешка, Зинка, ребята:
— Поехали на Неву гулять!..