Замыкание

Малодушие или холодный расчет, желание жить или воля, страх или выдержка заставляли бывшего князя Черниговского сидеть и глушить коньяк, который становился все паршивей и паршивей — молодой бармен с бородкой и хитрыми глазами явно считал себя хитрее всех остальных. Все молодые считают себя умнее. Ругаться не хотелось. Все равно что та гадость, что эта – и ни черта не пьянит. Хороший коньяк остался в Чернигове, перейдя в чужие руки вместе с княжеством, и нет более возможности его вернуть.

Если, конечно, человек Первого Советника не окажется достаточно могущественным, чтобы продолжить игру на его стороне.

Ведь все знают – умные помирают стариками, а молодые мертвецы могут быть сколь угодно хитрыми.

Иван Александрович спрятал взгляд за поднятым стаканом, чтобы никто не увидел смесь затравленной ярости, сомнений, надежды и отчаянного упрямства. И надо было все-таки признаться себе, что главным страхом Ивана Александровича являлось то, что личность посланника Первого Советника окажется слишком ничтожной, чтобы поставить на нее.

Сверху забубнил телевизор — чем-то заинтересовавшийся бармен достал пульт и прибавил громкости, чтобы голос диктора новостей стал чуть громче фоновой музыки кафетерия.

«…благодаря введенным ограничениям на передвижения по столице, обрушение Сенатского дворца не затронуло экскурсионные группы. Остается невыясненной судьба Первого советника Империи и персонала дворца. На разборе завалов задействованы шесть бригад МЧС, организован чрезвычайный штаб.»

На экране показывали дикое, невообразимое событие – разрушенное здание в кольце Кремлевских стен, над которым кружил вертолет, выгадывая картину посочнее и помрачнее. Разваленные и расколотые каменные блоки, среди которых панически-алым выглядывают лоскуты ковров и штор, позолота и узорчатый мрамор.

Иван Александрович невольно потянулся к вороту рубашки и ослабил его на пару пуговиц, давая вспотевшей шее дышать.

«По данным нашего источника, виновником может оказаться некто Самойлов Максим Михайлович, девятнадцати лет, штабс-ротмистр лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка. Бывший студент МГУ, отчислен персональным императорским эдиктом «за лихость в мирное время». Женат трижды, трудовую деятельность начал в тринадцать лет директором школы… К-хм, простите, тут какая-то ошибка, данные будут уточнены. Секретариат Его императорского величества воздерживается от комментариев, пресс-конференция назначена на завтра в полдень. Специально для вас, с места событий, «Первая кнопка», новости».

– Еще налей. – отвернулся старик от экрана и нервно затребовал добавки.

– За упокой? — Вопросительно поднял бровь бармен, кивнув на экран.

«Смотря кто придет» – молча опрокинул в себя коньяк Иван Александрович и медитативно уставился в свое отражение на столешнице.

Алкоголя в крови хватило, чтобы это зрелище увлекло его как бы не на четверть часа.

Но потом за окном кафе захлопали двери – в месте, где нельзя было парковаться. В городе, где вообще временно запретили передвижение на собственном автотранспорте.

Бывший князь Черниговский неохотно обратил внимание на входящих господ в черных пальто -- их было трое, по-спортивному широкоплечих и по-чиновничьи наглых. Один несуетливо перехватил официантку и попросил ее проводить до администратора, махнув нераскрытым удостоверением. Второй отправился на кухню, а третий удалился в сторону уборной – проверять и там.

А еще совсем скоро суетливый администратор, вышедший из подсобки вместе с господином в черном, принялся с извинениями выпроваживать посетителей из кафе. Для ускорения процесса, у его сопровождающего в руках была пачка красных купюр, от которой отлистывалось по бумажке каждому из сидящих за столиками – в качестве компенсации. Правда, это не была бы Москва, если бы кое-кто не возмутился и не фыркнул с пренебрежением на деньги – но тем хватило удостоверения, на этот раз распахнутого, чтобы взять купюру и молча удалиться.

За пару минут кафе опустело, а один из господ в черном расположился у входа, отваживая новых посетителей.

Растерянному персоналу показали на поварскую, повелев удалиться.

– Бутылку оставь. – Остановил Черниговский бармена.

Тот вильнул взглядом, посмотрев на гостей, проверяющих столик и стены в углу зала какими-то приборами, затем – уже с пониманием – на старика перед собой, и с испуганным видом выставил на стойку еле начатый «Реми Мартин».

Так себе пойло…

– Столик проверен, ваше сиятельство. – Деликатно обратились к Ивану Александровичу со спины.

Все-таки, нашли. Ну а как иначе…

Старик подхватил бутылку и стакан одной рукой, уцепил приставленную к барной стойке трость и проковылял за указанный ему стол.

На столешнице ютилась одинокая стальная пирамидка кисло-зеленого окраса – защита от прослушки. Бутылка и стакан дополнили композицию.

Иван Александрович занял место на предупредительно отодвинутом для него стуле – спиной ко входу, и приготовился ждать. На этот раз – недолго.