– Почему? На два ящика шампанского поменяю… Хотя, выходит, спас, – решительно кивнул князь.
Стряхнул с печати пыль и подул на поверхность с отпечатком, заботливо глянув поверхность на просвет.
– Я, знаете ли, много всего когда-то спас, милостивые господа! Иное и сейчас найти не могут!
А затем принялся оборачиваться по сторонам с некоторым азартом.
– Куда бы ее поставить… О, ротмистр! Давайте поставим печать на вашу мышь! Будет императорской! – Приценился он к спине Лучинки.
– Проволока помешает, ваше сиятельство, – уклонился я.
– Тогда вот, – поставил он оттиск на туалетной бумаге.
– Теперь ей нельзя пользоваться. Имперское преступление.
– Да ну, скучный вы, ротмистр. – погрустнел Давыдов, пряча печать обратно. – Помню дед ваш, князь ДеЛара, поставил себе печать на живот, а через лет десять, когда его повели казнить, нацарапал себе помилование. С тех пор сидит себе в Биене. Все думают, в тюрьме. Прямо как про нас! – Оживился Давыдов. – Точно, мы же в засаде! Ротмистр, когда уже будет потеха?! – Грозно тряхнул он подбородком, и неуклюже перехватил сползающий с плеч мундир.
– Мы кое-кого ждем, ваше сиятельство.
– Вы как-то поторопите их там. – проворчал князь, скинув мундир на топчан и скручивая проволочку с пробки. – Еще немного, и вы потеряете союзника!
– Никак нельзя поторопить, господин полковник.
– Что за важные люди?
– Наши палачи, господин полковник.
– Экие мерзавцы. – Не сразу понял князь.
А потом замер, прислушиваясь к окружающим звукам. Скрежет открываемых камер, отзвуки голосов, шорох спускающихся по лестнице людей.
Князь аккуратно переложил бутылку другим хватом, чтобы удобнее бить по голове, взял другой рукой мундир и на цыпочках, неслышно занял место в углу комнаты, рядом с дверью.
Я же встал по центру камеры, прикрывая Лучинку руками и терпеливо дожидаясь убийц.
– Спрячьтесь, – одними губами с возмущением потребовал Василий Владимирович.
Но я предпочел этого не заметить, глядя только на дверь – приоткрытую, приглашающую. Не нужно даже ключа – просто зайди и убей.
Мелькнул чужой взгляд из коридора. Дверь шевельнулась буквально на пару сантиметров – чтобы впустить ствол дробовика, оглушительно рявкнувшего в замкнутом пространстве. Дробь посекла стены, разнесла в дребезги шампанское в руках Давыдова, обратила в осколки последние три бутылки шампанского. И бессильно застряла в мареве вспыхнувшей вокруг Лучинки артефактной защиты, призванной сохранить живое от мертвого железа.
– Они лишили меня праздника! – Возмущенно проорал Давыдов, пнув дверь и сшибив всех, кто за ней стоял.
В руках его была уже не бутылка, а оружие куда более страшное – острая розочка толстого зеленоватого стекла. Коридор тут же наполнился воплями боли, мольбами о пощаде и гневным рыком князя Давыдова, полуобнаженного и страшного, объявившегося внезапно, словно демон нижнего мира, ради плоти и крови смертных. Я невольно прикрыл глаза Лучинке, чтобы не смотрела, а затем и вовсе убрал ее во внутренний карман мундира.
– Смотрите, ротмистр! – Продемонстрировал мне Василий Владимирович ружье, поднятое с пола. – Эти наглецы пришли меня убивать и не спилили мушку! Зря-я… – Зло протянул он, подхватывая стонущего стрелка за штанину.
– Господин полковник, наши друзья объявили наступление! Нас ждут.
– И вечно такая суета, – недовольно отпустил он чужую ногу. – Ничего не успеваю! Так, а где моя обувь? – принялся он оборачиваться с ружьем в руках.
– Вы оставили у супруги, – деликатно подсказал я.
– Точно! Один момент! – Заспешил Давыдов с ружьем по коридору в дальнюю камеру.
И даже как-то тревожно стало…
– Ротмистр, еще десять минут! – Невозмутимо выглянул Василий Владимирович через секунду, но потом кто-то схватил его за ружье и затащил обратно.
– Господа! – суматошно застучали изнутри из камеры напротив. – Если наверху переворот, готов встать в ваши ряды!
– Там решают, кто будет вас судить. – я склонился к телам и принялся неспешно их обыскивать.
Документы офицеров имперского флота, пропуск, деньги, ключи. Следующий. Документы, патроны, деньги. Последний. Документы, два флакона алого цвета. Подсумок. Запал, шнур, динамит…
– И кто сохранит эту кладку на месте. – Поднялся я и посмотрел на ближайшую замурованную камеру.
Изнутри донесся глухой звук – бессильной и ненавидящей злости.
– Ротмистр! – Объявился возмущенный Давыдов, уже в обуви и отмытый от чужой крови. – Объясните ей, что там действительно переворот! Говорит, что она мне наскучила, и я якобы пытаюсь от нее сбежать! – Всплеснул он руками.
– Вот вам мышь, скажите ей, что поймали ее и собираетесь выпустить наверху.
– А как же заговор?!
– Мышь вы можете показать, господин полковник. А заговор – нет.
Князь хотел было возразить, указав на трупы и оружие. Но потом в одно мгновение посуровел, будто вспомнив нечто из личного опыта.
– Давайте вашу мышь, – тяжело вздохнул Василий Владимирович.
– Не переживайте, господин полковник. Сейчас мы поднимемся, и сделаем так, что она услышит и поверит.
Глава 19