— Представляете, штабс-ротмистр, вашу камеру с соседней спутал, — поделился он казусом. — Я же вчера ваш ключ пометил, а тут — на тебе! Скрип есть, а дверь не открывается! Скриплю себе, скриплю… Зато, говорят, за Волынского «Станислава» пожалуют, — задумчиво покрутил князь ус.
— Вы бы и в остальные камеры наведались, все дела бы раскрыли, — поддакнул я.
— Рад бы, но обязан уйти раньше дамы-с! — Горделиво поднял он подбородок. — Дабы нас с ней ничего не связывало, и по обществу не пошли пересуды.
— А как она без вас из тюрьмы выйдет?
— У нее бумага с большой государевой печатью, кто ж ее задержит, — отмахнулся гусар. — Как вчера зашли, так и выйдем. А вам, штабс-ротмистр, желаю удачи всенепременно!
С чем и отбыл, вновь закрыв за собой.
— Пакет надо было отдать, — чертыхнулся я, разглядывая картонный вещдок на полу.
Не то, чтобы не возникли вопросы, откуда на мне мундир — гусар, он всегда гусар, что за глупости!.. А вот посторонний предмет в камере… Впрочем, замочу в воде и тихонько смою — хоть какое-то дело.
Разорвал пакет на кусочки и с некоторым удивлением уставился на звякнувший о бетонный пол крохотный блестящий ключик — ну такой, знаете ли, характерный. От наручников…
— Выпустите меня! — Ударило по ушам женским криком. — Кто-нибудь! На помощь!
— Семнадцатая камера, угомонитесь немедленно! — Ответили грубым голосом охранника.
— Вы не понимаете, это ошибка! Спросите князя Давыдова! Я ни в чем не виновата!
— Тут все — ни в чем не виноваты! — Веско сообщили ей в ответ.
— У меня охранная грамота!
— Так просуньте ее под дверь, дорогуша! — С издевкой произнес голос.
— Я не могу, я… Я прикована наручниками к постели… — Растерянно ответили.
— Мне что, к вам зайти?
— Нет. Нет, слышите?! Не смейте заходить!!! — Был полон паники голос дамы.
— Так! Либо вы успокоитесь, либо пущу газ!!
— Леди, я чуть позже схожу за князем. — Крикнул я в вентиляцию.
— Самойлов, вы то куда? Вам дорога — только на плаху.
— Как на плаху?! Он должен дойти до Давыдова, его сейчас нельзя казнить!! — Искренне волновалась леди.
Наверное, переживая за мою жизнь искренней, чем все люди мира.
— Самойлов! — Тут же гаркнул другой, незнакомый голос. — На выход.
Дверь ловко отомкнули, отразив троих хмурых чинов с мундирами охранки на пороге.
— Господа, — встретил я их при полном параде и звучно щелкнул штиблетами.
Мужчины резко отшатнулись и ошарашенно уставились на мои погоны.
— Штабс-ротмистр ДеЛара к вашим услугам.
— А где Самойлов? — осторожно заглянули они в камеру.
Арестантская роба лежала под матрасом, не смущая взор — там же, где и остатки пакета. Поэтому взгляду надзирателей досталась идеально чистая комнатка с офицером посередине.
— Я — Самойлов. А еще княжич ДеЛара, Юсупов, Шуйский и Борецкий. Но главное — офицер лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка. И вы тратите мое время. — Жестко посмотрел я на замершие в ступоре лица.
Обошел их и невозмутимо пошел по коридору на выход.
— Стойте! — Спохватились позади.
Пробренчали наручниками, уронили их, тихо чертыхнувшись, а после невозмутимо взяли в почетный караул и продолжили движение.
— А вы позволите застегнуть на вас наручники…
— Нет.
— Но таковы правила…
Я резко остановился, заставив остальных сбить шаг.
— Вы уже решили, какую именно из княжеских фамилий решили оскорбить наручниками? — Повернулся к говорившему. — Вам что, недостаточно моего слова?
— Безусловно, ваше сиятельство…
— И впредь не забудьте про коня! — Возмутился я чуть тише. — Как можно — гусару и пешком!
— А тут потолки низкие…
— Только это вас и спасает, господа! Только это!
Глава 12
Было много шагов по каменным ступеням подземных переходов, ковровым дорожкам Арсенала и неровной брусчатке за Кремлевскими стенами. Под сильный и колючий ветер в лицо, мимо башен, соборов и церквей — по Варварке вниз, а далее вправо, на широкие парковые дорожки, припорошенные снегом. Маршрут подсказывали деликатным тоном, ненавязчиво сопровождая каждый шаг — их все еще было трое, кто вел от самой камеры вверх, к воздуху и серому небу. Но были и другие — беззаботно прогуливающиеся туристами, компаниями друзей и влюбленными парами — в одинаковых служебных ботинках охранного отделения, черных и тяжелых. Никого построенного.
На фоне белого снега и блекло-зеленой травы, алый мундир смотрелся каплей крови. И были те, кто к подобным контрастам привык.
Тринадцать человек дожидалось на пологой вершине паркового холма, наблюдая за моим восхождением холодно и терпеливо.
Еще один, четырнадцатый, в мундире моего полка, лежал без чувств поодаль, прямо на земле — рядовой Ломов приказ исполнил и дозвонился до каждого в его списке.