Бросьте, прошу Вас, море не куплет!
Хотите тонуть? Не спорю...
Сотни лет
Или тысячи лет,
Одной рукой загребая, поэт
Плывет по этому морю...
ОСЕННЯЯ СОНАТА
В. Сосноре
1
В сумерках желтых в шуршащих аллеях
Листья алеют...
В желтых туманах, в желтых тоннелях,
в желтых метелях...
Листья — как мысли, каждый — как слово:
Свежим сухое не сделаешь снова!
Не вместе ли с листьями бестелесными
Мы, по осенней незримой лестнице
Сами, словно касание
В желтый туман ускользаем?...
2
Листья лимонные, зелень — сквозь золото,
Листья лиловые, листья тяжелые,
Листья — как пестрая разноголосица:
Каждый в неповторимые просится!
Так мотыльковы листья осины,
Ивы белеют в искорках синих,
Царственно щедро медные клены
Серым кустарникам дарят короны.
Хмурого дуба темная бронза
Падает тяжко, больно и грозно,
Падает каждый, как падает знамя!
Так не однажды бывало и с нами.
Все отплясались истины, бредни —
Липы остались. Пляшут последними.
Липы хвостами лисьими машут,
Липы устали, липам не страшно...
Да над банальностью луга и лужицы
В вихре венгерки орешники кружатся...
3
Долгое лето — лишь подготовка
К яркому мигу, острому мигу:
В апофеозе пестрого мира
Мы, отыскав небывалые краски,
Все отдаем их в единственной пляске,
И остаемся, словно стволы:
Где-то черны, где-то белы.
* * *
Я вижу музыку порой
Геометрично, ощутимо,
Так, будто бы неверность дыма
Вдруг обретает жесткий строй!
Необъясним аккорд Равеля —
Зеркальный отзвук тишины.
Над ртутной тяжестью волны
Горизонтально он расстелен;
Волна? Частица? Странный шаг:
Чем ближе он, тем отдаленье
Бесспорнее.
У поколенья
В крови звучит он — не в ушах.
Кровь тяжела и неясна,
Как настроений перемены...
Пустынных горизонтов стены
Дрожат,
Когда в них бьет волна.
Бах... Высший рационализм.
Готических соборов латы.
В диезах стрельчатой токкаты
Математический каприз.
Он не влезает целиком
В концертность нынешнего зала:
Сломалась вертикаль хорала,
Придавленная потолком.
А если так — без потолка,
Чтоб только небо над органом?
Но в нашем климате туманном
Ему мешают облака.
ДИНОЗАВРЫ
А. Б.
Когда Земля была молода,
У истоков реки времен
Мир динозавров раз навсегда
Свой утвердил закон:
Ящерам — суша, а рыбам — воды .
Несчетные тьмы веков
Они были очень могучим народом,
Владыки материков.
В зеленых болотах, в рыжих саваннах
Никто им не докучал,
Казалось, владели землей первозданной
Они с начала начал...
Но вдруг с богами древними рядом
Возникла иная жизнь —
Серые, как штурмовые отряды,
Полчища жалких крыс...
Тем ли, кто прячется в норы под камнем,
Первенство уступить?
Ящеры не читали «Гамлета»,
Но предпочли — не быть!
Скоро поняв, что юрские грозы
Уносит времен река,
Они умирали, как паровозы
Толпой во тьме тупика.
Не в силах выстоять против течения,
В мире серой возни,
Отвергнув мелочность приспособленья,
Молча ушли они!
Они — динозавры! Не черви, не рыбы!
К миру серых врагов
Они приспособиться тоже могли бы,
Но это — не для богов!
Крысам — суша, а рыбам — воды.
Но главное — что-то своё!
Они были очень гордым народом
И выбрали — небытие!
НЕМНОГО О ДОНКИХОТСТВЕ
1
Скачет рыцарь из Ламанчи
По Кастилии скалистой
Дать колодникам свободу,
Хлеб голодным, дом бездомным —
Справедливость! Справедливость!
Триста лет по разным странам
Скачет рыцарь из Ламанчи,
Только мельничные крылья
Над бесплодным плоскогорьем
Равнодушно вертят жернов
И отбрасывают в лужу
Справедливость, справедливость...
Слово словом остается:
Пожелания благие
Никого не накормили,
И колодники в колодках,
И бездомные бездомны —
Справедливость, справедливость...
Скачет рыцарь из Ламанчи
Бесполезно одинокий...
2
Скачет рыцарь из Ламанчи,
По местам давно знакомым —
Ни лесинки, ни травинки!
Только старые бутылки
Да протертые покрышки
От каких-то самосвалов.
Ни плетня и ни колодца —
Дьявольски пятиэтажно
Легендарное Тобоссо...
Дульцинея, Дульцинея...
Вместо скрипок — радиолы.
Бабы — куклы из журнала.
Где теперь тебя найду я,
Где блестишь нейлоном мертвым,
Извиваясь в адской пляске?
Дульцинея, Дульцинея...
Где вы, люди? Что случилось?
Этажей у вас до чорта —
А бездомные — бездомны.
Вас машины накормили?
Хороши по воскресеньям
Синтетические вина
Из пластмассовых порронов?
И колодников не видно —
А по городу гуляют
Непонятные фигуры
И записывают что-то...
Дульцинея, Дульцинея...
3
Памяти Э. Ростана
Где старый Санчо? Он давно
На пенсию уволен.
Играет с кем-то в домино
И, кажется, доволен...
А я и славы не ищу:
Гореть мне неохота.
Через границы я тащу
Оружье Дон-Кихота.
По кучам свастик, лун и звезд,
И прочей фурнитуры,
Орлам и львам — ногой на хвост,
Через щиты и туры,
Сквозь марши, гимны, барабан,
Чиновные рогатки.
Тащу мешки в пределы стран
Тех, где не всё в порядке.
И пусть в ночи чуть слышный свист
Кружит над сонным светом —
Конечно, я — контрабандист.
Хоть и зовусь поэтом!
САРАФАНЫ
В музейном свете слабом,
За рамой — как в окне —-
Малявинские бабы
Алеют на стене.
Миткалю или ситцу?
И радугу-лисицу —
Как лето в бабьи лица!
И — зори по плечам!
Пылают сарафаны,
Трещат
По швам:
На медных самоварах
Не место рукавам!
Цветы на бумазее
Горят,
горят,
Служители музея —
В набат, в набат!
Так и живем в пожаре.
Художник — чорту брат:
Чиновники — изжарятся,
Ханжи