Вышколенный персонал столичной резиденции Юсуповых помнил наизусть, что старый князь предпочитал огромным залам – уют и тепло крохотных комнат. Простительная для его лет черта, которую обычно воспринимают с улыбкой и снисхождением к ломоте в костях, дорисовывая в фантазии теплый плед, кресло и огонь в камине. Но те, кто знал старого князя лично, понимали, что дело вовсе не в уюте.
Безопасность – это когда низкие потолки, узкие стены и нет окон, а над головой десяток-другой метров скалы, которая выдержит круглосуточный артобстрел, даст выспаться под ритмичную дрожь земли и подарит шанс проснуться следующим утром.
Безопасность – вот высшая ценность, которую обесценивают из поколения в поколение. Все эти витражные стекла от пола до потолка, роскошные апартаменты, легкомысленные перекрытия и ржавые петли на дверях бомбоубежищ – все стало возможно исключительно после того, как выжившие под бомбежками «мастера» и «виртуозы» выходили под чистое небо и обращали дни и недели врагов в вечную ночь бесконечной грозы.
Вот тогда-то и зарождались общечеловеческие ценности – через культивацию неотвратимости наказания; из житейской мудрости, донесенной до всех желающих: если вы тронете нашу кровь, мы придем и покроем пепелище ваших домов солью, чтобы ни одного ростка не взошло впредь. Механизм, построенный на единстве рода, гарантирующий безопасность для каждого с алым княжеским гербом на груди.
Все то, что кажется сейчас таким естественным и обычным: возможность в одиночку идти по городу вечером; выпустить детей играть возле дома; отпустить девушку с подругами одних по магазинам. За все оплачено кровью.
Под ногами старого князя хрустнули осколки разбитого стекла, а замотанный пленкой и скотчем фрагмент стены родовой башни взвыл от налетевшего ветра. Он сам велел ничего не трогать – разве что прикрыть от влаги и ветра. Но в воздухе все равно чувствовались запахи холода и сырости от подтаявшего снега, немного – оплавленного пластика и дерева. Тонкая нота перегретого металла и ржавчины, проступившей через бетон под снятым из-за пожара паркетом.
Это была комната, которую всегда подготавливали до его прибытия – небольшая, всего-то два на три метра, с единственным окном в сторону реки и храма. В больших он так и не научился спокойно спать.
– Значит, пришел и выкинул перстень? – Прищурился старый князь, глядя на столицу.
Произошедшее в небе позапрошлым вечером могли наблюдать все – уж больно ярко, шумно и близко к центру города находилась родовая башня. Но вот детали…
Позади скрипнуло два кресла – присутствовали еще два поколения Юсуповых, отец с сыном.
– Да, дедушка. – коротко ответил Александр, вставая с места.
– А ты – что? – Заложив руки за спину, чуть повернулся старый князь, чтобы краем глаза наблюдать за внуком.
– Отпустил его и доложил отцу.
– Отпустил?
– Он ушел, я не препятствовал. – слегка напрягся голос говорившего.
– Ясно. – Отвернулся старый князь. – Ты бы и не смог его остановить. В этом нет твоей вины. Но вот что не догнал и не продолжил беседу на его территории…
– Он перешел черту. – Холодно ответствовал ему голос сына, так и не вставшего с кресла.
Князь нынешний. Уверенный в себе и своих действиях, как и положено на его должности.
– Там, – качнул старик подбородком в сторону города. – Хотят знать наше мнение. Интересуются причинами. Не знают, что им писать в газетах. – Усмехнулся он.
– Слова «внутренние дела рода» их больше не устраивают? – Деланно удивился князь.
– Устроили бы. Если бы слухи о перстне с нашим гербом не ушли из этих стен. – Вновь посмотрел он на внука, упрямо глядевшего перед собой.
– Я никому не говорил. – Тем не менее, упрямо произнес тот.
– Устроил утечку. – Покровительственно кивнул старый князь ему, словно хваля за домашнее задание.
– Я не…
– Молчи!
– Отец, вместе с Самойловым тоже были люди. – Выдерживая нейтральный тон, заметил нынешний князь. – В том числе недружественно настроенные. Тот же бывший князь Черниговский…
– Иван Александрович хлеб ест с его рук! Ему это отречение – ножом по горлу!!
– Я не могу быть гарантом всех свидетелей того вечера. – Упрямо смотрел Александр. – Я готов ручаться за свою свиту. Но не за чужих людей. – повторил он фактически за отцом.
Старый Юсупов покачал головой.
– Я помню, как всех вас, мальчишек и девчонок, подрастающее поколение, учили взаимопомощи. Топили в болотах, сплавляли на плотах по быстрым сибирским рекам и оставляли одних в тайге. Чтобы в голову въелось до конца жизни – своих не бросать никогда.
Но как так получается, что все эти храбрые и смелые приходят и говорят: этот родич не тонул вместе с нами. А вот этот – не ходил на плотах и не голодал с нами в снегах вечной мерзлоты. Этот – не бежал с нами от разъяренных стражников? А вот эта и эта – вообще росли и учились в другом городе. Сколько отличий должно набраться, чтобы следующим шагом один мой внук воткнул второму нож в спину?! Чужие люди, говоришь?!
– Ты слишком много ему прощаешь. Он перешел черту. – Жестко ответили ему из кресла.