Замысел

– Эй, малой! – закричал он, потрясенный моим появлением. – Звидкиля ж ты узявся?

Теперь я его понимал. И догадался, что «звидкиля» – это значит «откуда». Я ему сказал, что на меня напала змея. Он слушал меня с удивлением. А потом посадил рядом с собой в бидарку, и Пулька резво понесла нас в сторону хутора.

Там уже был, конечно, переполох. Были опрошены все вернувшиеся из школы ученики, но они ничего путного сказать не могли. Тетя Аня пыталась найти бригадира, чтобы организовать поиски, но не нашла, потому что бригадир был на току.

А потом был мой рассказ, как я шел, как змея выскочила, как завертелась, как зашипела. Я расписал ее самыми страшными словами, какие были в запасе. Пасть у змеи большая, язык длинный, глаза злые, сама она черная, а над глазами такие вот такие страшные оранжевые кружочки.

– Кружочки? – переспросил Сева. – Оранжевые?

И они с Витей оба покатились со смеху. И долго еще смеялись, прежде чем объяснили, что эта змея была обыкновенным и безобидным ужом.

Чем я был очень смущен и разочарован. Когда все прошло, хотелось, чтобы змея была настоящая. Но какая б она ни была, тетя Аня решила в школу меня не пускать, и на этом образование мое прервалось.

Элиза Барская. Нежданная гость

Звонят в дверь. Открываю. Передо мной с потертым, лоснящимся от жира, покрытым какой-то коростой мужским портфелем стоит старая женщина с тем цветом лица, который называют землистым, и с ввалившимися воспаленными и жалкими еврейскими глазами. Одета немного странно. Дубленка дорогая и новая, а юбка из грубой дерюги, ветхая, штопаная. Сапоги стоптаны на разные стороны, и похоже, что промокают.

– Ты одна?

Она недолюбливает моего мужа и предпочитает приходить в его отсутствие.

– Одна, одна. Заходи, Раюша, – говорю я торопливо и немного заискивая, хотя не знаю, кто из нас перед кем виноват.

Она вешает дубленку на вешалку и смотрит на недавно натертый паркетный пол.

– Мне разуться?

– Ну что ты! – говорю я, хотя, если бы это была не она, я бы сказала, конечно, разуться.

Все-таки она не смеет полностью воспользоваться моим разрешением и долго вытирает ноги о резиновый коврик.

Я провожу ее на кухню и бросаю взгляд в окно. Далеко за пределами нашего двора стоит, воровато прижавшись к зеленому строительному забору, серая «Волга», и какой-то человек в длинном мешковатом пальто идет вдоль забора, надвинув на глаза темную шапку. На углу топчется второй, точно в таком же пальто и в такой же шапке. А еще один или два сидят в машине. Я не могу видеть, что происходит на другой стороне дома, но там, конечно, стоит машина (раз здесь «Волга», значит там, скорее всего, «Жигули»), и ее экипаж тоже занял ключевые позиции.

– Стоят? – перехватив мой взгляд, спрашивает Рая.

– Сидят и ходят.

– Не обращай внимания, тебе они не опасны.

– А тебе?

– Я к ним привыкла.

Она забирается в угол между стеной и столом и оттуда разглядывает кухню.

– А у тебя здесь уютно. Холодильник новый. Финский?

Я абсолютно уверена, что она ничего плохого сказать не хотела, но я слышу упрек, и мне стыдно, что у меня хорошая квартира, натертые полы, светлая кухня, новый холодильник, муж не в тюрьме, а сама я здорова и даже по некоторым признакам видно, что готовлюсь сегодня к приему гостей. Поэтому я суечусь.

– Что будешь? Чай? Кофе?

– Кофе.

– С коньяком хочешь?

– Давай с коньяком. Ты знаешь, я все-таки сниму сапоги, ноги устали.

Она сбрасывает сапоги под стол и поджимает ноги под себя. Я достаю из шкафчика полбутылки «Курвуазъе», муж привез на той неделе из командировки. Он был в какой-то сибирской деревне, там в сельпо не нашлось ничего, кроме мотоциклов «Ковровец» и коньяка «Курвуазье», который, конечно, никто не брал, не только из-за цены, но и потому, что он, как сказала продавщица, клопами пахнет. Почему-то у наших людей вообще есть представление, что коньяк обязательно пахнет клопами и, чем выше сорт, тем клопинее. И вообще странна эта чувствительность к клопиному запаху в народе, который готов выпить все от денатурата до средства для ращения волос.

Из холодильника извлекаю кусок старого торта, сыр швейцарский костромского приготовления и швейцарский настоящий шоколад «Тоблерон» с орехами.

– Ну, что у вас? – спрашивает Рая. – Я слышала, Василий (она моего мужа всегда называет полным именем) премию получил.

– Да, ему присудили, – киваю я, отводя глаза. – Но пока только в газете напечатали, а денег еще не дали.

Мне об этой премии так же стыдно говорить, как и о холодильнике.

– А что у тебя? – спрашиваю, помешивая кофе, который вот-вот закипит.

– Я только что из Потъмы. Рука у меня невольно дернулась.

– Да? А я не знала.