Замыслил я побег…

Вета тоже на месте не сидела. Это поначалу, после возвращения из больницы, работу ей дали чисто символическую — она сопровождала клиента к депозитным ячейкам, запрятанным глубоко в бронированном подвале. Но клиентов было мало — три-четыре в неделю. Все остальное время она сидела за столом, читала или раскладывала на компьютере пасьянс. Но потом, после юбилейной пьянки в ресторане «Яуза», Вету перевели на другую работу — в департамент общественных и межбанковских связей. Теперь она, организовывая пресс-конференции и переговоры, пребывала в беспрестанной беготне. В своем трудовом мельтешении они редко совпадали, по два-три дня не встречаясь в комнате. Нельзя сказать, что Олег Трудович скучал по Вете. Разумеется, нет. С чего бы? Но всякий раз, входя в комнату и видя ее пустой стол, он испытывал моментальное и еле ощутимое разочарование. Он глазами показывал Гене на пустое кресло, и тот так же молча взмахивал руками: мол, летает пташка. Однажды, залетев в комнату между переговорами, Вета сообщила, что для нее уже почти готов отдельный кабинет в новом крыле — и недели через две она освободит место.

— Мы будем скучать, — вздохнул Башмаков.

— Я тоже…

Но тут заверещал мобильный, и Вета упорхнула.

— Ну вот, — обрадовался Игнашечкин, — будет, Трудыч, и у тебя хорошее место, у окошечка. А когда меня уволят — у тебя будет два места…

— Гена, — тихо предупредила Тамара Саидовна, — Иван Павлович просил передать, чтобы ты успокоился!

— Никогда!

— Тогда тебя успокоят.

— Это мы еще посмотрим!

Дело в том, что Игнашечкин с тайного одобрения Корсакова поднял большую бучу против покупки через «банкососов» американской процессинговой программы.

— Что ты так за них переживаешь? — удивлялся Башмаков.

— Мне на них наплевать! Хотят в несколько раз больше, чем за отечественную программу, вывалить — пусть вываливают. Хотят каждый год двадцать процентов за «сопровождение» отстегивать — пусть отстегивают. Мне наплевать. Я за себя переживаю! Мне с этим американским дерьмом возиться, мне его доводить! Мне вообще на все наплевать! Я сейчас заканчиваю одну разработку… Если получится, уйду и создам свою фирму, чтобы не зависеть от этих козлососов!

— Гена! — упрекала Тамара Саидовна, предостерегающе показывая глазами на стены.

Однако, несмотря на утверждения, что ему наплевать, Игнашечкин самоотверженно боролся против покупки американской программы. Но безрезультатно. Малевич, отдохнувший всей семьей на Лазурном берегу, а потом еще с любовницей в Акапулько за счет «банкососов», настаивал на покупке и даже выступил на правлении в том смысле, что негоже рисковать репутацией банка, пользуясь сомнительными доморощенными разработками, которые еще неизвестно как себя покажут. Скупой платит дважды, а «Лось-банк» не имеет права рисковать средствами акционеров. Корсаков, присутствовавший на правлении, понятно, промолчал: не самоубийца. А единственный, кто мог по-настоящему возразить, — Садулаев — ввязываться тоже не стал, ибо как раз заканчивал закупку офисной мебели для новых помещений, а брал он ее у своего приятеля, владельца фирмы «Модерн спейс», по ценам, раза в полтора превышающим рыночные.

Юнаков согласился с тем, что банк должен быть очень осмотрителен в расходовании денег, и поддержал Малевича. Некоторое время назад, напившись в бизнес-клубе имени Саввы Морозова, президент познакомился с научным гением, занимающимся голографическим моделированием эфирных двойников. Гений зазвал Юнакова к себе на дачу в Волоколамск, показал свою лабораторию, а главное — под большим секретом продемонстрировал сохраненного в голограмме эфирного двойника давно скончавшейся мыши.

— А человека можешь? — спросил Юнаков.

— Пока нет. Средств не хватает.

— Сколько надо?

— Тысяч двести-двести пятьдесят…

— П-поехали!

Президентский «мерседес» и джипы с охраной мчались по Волоколамке с такой скоростью, что вдольшоссейные березы шатались, как пьяные, и теряли листву. Прилетев в банк, Юнаков вместе с гением спустился в хранилище, взял наличными триста тысяч долларов и отдал голограммщику со словами:

— Работай с людьми! Мышек больше не трогай…

Наутро весь банк стоял на ушах, чтобы «провести» деньги, выброшенные щедрым президентом на передний край науки. Юнаков, кстати, протрезвев, пожалел о сделанном, но отверг предложение Ивана Павловича найти ученого и убедить в том, что эфирных двойников можно налепить и тысяч за десять.