Занавес

Не выразить словами, какое это было огромное облегчение. Он мягко качнул головой.

— Вот какие глупости вы замышляете. Рад, что вы пришли ко мне исповедаться. Но почему, мой дорогой друг, вы не явились ко мне вчера и не рассказали, что у вас было на уме?

Я пристыженно ответил:

— Наверное, боялся, что вы попытаетесь меня остановить.

— Разумеется, я бы вас остановил. Вы думаете, я захотел бы увидеть, как вас повесят, и все из-за какого-то пренеприятного субъекта по имени майор Аллертон?

— Меня бы не поймали, — заявил я. — Я принял все предосторожности.

— Так думают все убийцы. Ваша психика подходит под шаблон! Но позвольте мне вам сказать, mon ami, что вы не так умны, как считали.

— Я принял все предосторожности. Я стер отпечатки своих пальцев с пузырька.

— Точно. Но вы стерли и отпечатки Аллертона. И когда он найден мертвым… что происходит дальше? Производится вскрытие и установлено, что он умер от смертельной дозы сламберила. Он принял ее случайно или намеренно? Tiens[46], его отпечатков на пузырьке нет. Но почему? Будь его смерть случайной или самоубийством, он не стал бы их стирать. И тогда анализируются оставшиеся таблетки и оказывается, что почти половина из них заменена аспирином.

— Ну и что тут особенного, почти у всех есть аспирин, — слабо пробормотал я.

— Да, но не у всех есть дочь, которую Аллертон преследует с бесчестными намерениями… если использовать старомодную мелодраматическую фразу. И вы накануне поссорились с ней на сей счет. Два человека, Бойл Кэррингтон и Нортон, могут засвидетельствовать, какие бурные чувства вы испытывали к покойному. Сразу же внимание сфокусировалось бы на вас, и к тому времени вы бы испытывали такой страх или даже раскаяние, что хороший опытный инспектор полиции наверняка бы решил, что вы и есть виновный. И даже, вполне возможно, кто-то мог бы увидеть, как вы возились с таблетками.

— Никто не мог. Никого не было.

— Возле окна есть балкон. Кто-то мог стоять там и заглядывать в комнату. Или, кто знает, кто-то мог смотреть в замочную скважину.

— Вы зациклились на своих замочных скважинах, Пуаро. Люди не проводят все время, подглядывая за другими в замочные скважины, как вы, похоже, считаете.

Пуаро полузакрыл глаза и заметил, что у меня всегда была слишком доверчивая натура.

— И позвольте вам сказать, что в этом доме с ключами происходят очень забавные вещи. Я… я всегда хочу знать, что моя дверь заперта изнутри, даже если добряк Кертис в соседней комнате. Вскоре после прибытия мой ключ исчезает… бесследно! Мне пришлось сделать другой.

— Ну что ж, во всяком случае, — с глубоким вздохом облегчения сказал я (мой мозг все еще был перегружен личными заботами), — все закончилось благополучно. Страшно даже подумать, что можно взвинтиться до такого состояния. — Я понизил голос: — Пуаро, вы не думаете, что это потому, что… потому что здесь много лет тому назад было совершено убийство, и дом словно заражен инфекцией?

— Вы имеете в виду вирус убийства? М-да… предположение интересное.

— У домов всегда есть своя атмосфера, — задумчиво сказал я. — У этого же — плохая история.

Пуаро кивнул.

— Да. Здесь жили люди… несколько человек… которые от всей души желали смерти другому. Вы правы.

— Наверное, так или иначе атмосфера оказывает влияние. Но, Пуаро, скажите мне, что делать… я имею в виду с Джудит и Аллертоном? Как-то надо их остановить. Что, по-вашему, мне надо предпринять?

— Ничего, — многозначительно произнес Пуаро.

— О, но…

— Поверьте мне, если вы не будете вмешиваться, то причините меньше вреда.

— Если бы я взялся за Аллертона…

— Что вы можете сказать или сделать? Джудит двадцать один год, и она сама себе хозяйка.

— Но, думаю, мне следовало бы…

Пуаро прервал меня.

— Нет, Хэстингс, не воображайте, что достаточно умны, достаточно сильны или достаточно хитры, чтобы произвести впечатление на кого-то из этой пары… Аллертон привык иметь дело с сердитыми и бессильными отцами и, вероятно, наслаждается разговорами с ними, как хорошей шуткой. Джудит не из тех, кого можно запугать. Я бы сам посоветовал… если бы я советовал вам вообще… сделать кое-что другое. Если бы я был на вашем месте, то доверился бы ей.

Я вытаращил на него глаза.

— Джудит, — сказал Эркюль Пуаро, — прекрасная девушка. Я от всей души ею восхищаюсь.

Я ответил нетвердым голосом:

— Я тоже ею восхищаюсь. Но я боюсь за нее.

Неожиданно Пуаро очень уж энергично кивнул.

— Я тоже боюсь за нее, — сказал он, — но не по той причине, по какой боитесь вы. Я ужасно боюсь. И я бессилен… или почти бессилен. А дни идут. Есть опасность, Хэстингс, и она совсем рядом.

II

Я знал так же, как и Пуаро, что опасность была совсем рядом. У меня было больше причин для уверенности благодаря услышанному прошлым вечером.

Однако я поразмышлял над фразой Пуаро, спускаясь к завтраку. «Если бы я был на вашем месте, то доверился бы ей».

Она была такой неожиданной… и, однако, вызвала во мне какое-то странное ощущение комфорта. И почти сразу я убедился в правоте слов Пуаро. Потому что Джудит, похоже, передумала и в Лондон не поехала.