Прилетевшего утренним рейсом «Люфтганзы» Рольфа Pay ждал на стоянке заранее заказанный автомобиль. Pay неплохо знал Гамбург, поиски нужного адреса не составят труда. Сложнее было договориться по телефону о встрече. Единственный, кого нашел Хенинг, бывший ассистент фон Шванебаха восьмидесятишестилетний Вольфганг Роде поначалу наотрез отказался говорить о чем-либо, имеющем отношение к его работе в Шпандоверхагене и Брентвуде. Лишь когда Pay определенно намекнул на возможность публикации дневников фон Шванебаха, где фамилия Роде фигурирует неоднократно, старик согласился принять его. Перед отлетом в Гамбург Pay сделал ксерокопии отдельных страниц дневников.
Вольфганг Роде жил в многоквартирном доме в далеко не престижном, но и не в самом унылом районе. Если у Pay и имелись сомнения насчет здравого ума и твердой памяти старика (восемьдесят шесть лет!), то они отпали, как только Роде открыл ему дверь. Бывший ассистент доктора фон Шванебаха стоял перед ним совершенно седой, сгорбленный, с пожелтевшей кожей и висящими как плети худыми руками, но глаза на морщинистом лице светились живо и проницательно. Такие глаза не могли принадлежать впавшему или впадающему в маразм старцу.
— Я Рольф Pay, — сказал Pay.
— Проходите, — просто ответил Роде.
Скромная квартира старого ученого была обставлена без претензий. Внимание Pay привлекли четыре портрета на стене: Эйнштейн, Иммануил Кант, Бетховен….. Четвертого он не знал.
— Адмирал Канарис, — пояснил старик, перехватив взгляд Pay. — Странное соседство? Он был одним из нас, и он не только раньше нас понял, что представляет собой великий фюрер, но и осмелился действовать, и был за это казнен… Фюрер! О, эти флаги в синем небе, молодость мира… Мы, немцы, совершили ошибку перспективы, отождествив идею и одного человека. Вы немец, господин Pay?
— Я австриец. Родился в Линце.
— В городе фюрера. К вашему счастью, вы опоздали на его праздник… Не угодно ли чаю?
— Нет, благодарю.
— Ничего крепче я давно не пью… Есть немного коньяка, принимаю как лекарство. Если хотите…
— Нет, нет. Ничего не нужно.
Роде предложил гостю большое удобное кресло у окна, сам сел в другое, поменьше, в тени.
— Итак, господин Pay. У вас есть дневники Эберхарда фон Шванебаха, которые вы собираетесь опубликовать… Позвольте полюбопытствовать, как они к вам попали?
— По завещанию. Я дальний родственник фон Шванебаха.
— Понятно.
— Прежде чем решить вопрос о публикации, я хотел увидеться с вами. Я пытался разыскать и других людей, упоминаемых в дневниках, но…
— Да, да… Прошло столько лет… Но что же вас смущает, господин Pay?
— Кроме дневников, есть еще письмо доктора фон Шванебаха, — произнес Pay, поглаживая бок лежавшего на его коленях кейса. — В нем он говорит, что не хотел бы, чтобы публикация задела чьи-то интересы.
— Прошло столько лет, — отрешенно повторил Роде. — Я ученый, каким был и он. Я не замешан в военных преступлениях. Уж если фон Браун не военный преступник, то я и подавно. Тем не менее я буду очень признателен вам, если вы покажете мне те места дневников, где говорится обо мне. Видите ли, господин Pay, я не знаю, что он там написал. Мне восемьдесят шесть лет, я рассчитываю еще лет на пять жизни и надеюсь, что они будут спокойными. Думаю, судебные неприятности мне не угрожают, а вот неприятности с прессой — вполне возможно. Некоторые аспекты моей совместной работы с доктором фон Шванебахом способны вызвать нездоровый интерес газетчиков.
Щелкнув замками кейса, Pay приоткрыл крышку и тут же вновь захлопнул ее.
— Пожалуй, — сказал он, — интерес газетчиков вам обеспечен. Фон Шванебах пишет о «событии А» и программе «Левензанн».
— О, вот как… Тогда прощай, спокойная старость.
— Но я еще не решил, стоит ли предавать дневники гласности.
— Почему?
— Потому что все это слишком невероятно. Меня объявят фальсификатором, а за подтверждением или опровержением прибегут к вам.
— Я ничего не стану ни подтверждать, ни опровергать. Я вообще не стану разговаривать с прессой.
— Боюсь, что придется, господин Роде. Эти ребята умеют быть очень настойчивыми.
Из груди старика вырвался тяжелый вздох.
— Чего же вы хотите от меня, господин Pay?
— Я хочу оградить вас от них. Помочь вам, если вы поможете мне.
— Как я могу помочь вам?
— Ответить на ряд вопросов.
Внезапное подозрение блеснуло в глазах Вольфганга Роде.
— Э, господин Pay… Не газетчик ли вы сами?
— Нет, — лаконично сказал Pay.
— Тогда зачем вам мои ответы?
Pay немного помедлил, прежде чем заговорить.
— Постараюсь быть искренним, господин Роде. По складу характера я очень любопытен, и подробности тех событий чрезвычайно интересуют меня. В обмен на них я готов отказаться от публикации дневников.
— Отказаться от сенсации? От больших денег?