Спокойной ночи, любимая. Скоро получишь следующую часть этого занимательнейшего из романов».
Аллейн отложил письмо в сторону, что-то долго чертил на клочке бумаги. Потом решил прогуляться перед сном.
На нижней палубе было безлюдно. Он обошел вокруг нее шесть раз и, перекинувшись несколькими ничего не значащими фразами с офицером связи, восседавшим в своей рубке как облако на вершине скалы, решил непременно зайти туда днем. Проходя мимо каюты отца Джордана, он услышал, как повернулась ручка, а затем и приоткрылась дверь. Потом до него донесся голос отца Джордана:
— Разумеется, вы можете приходить ко мне в любое время. Вы ведь знаете, что священники для того и существуют.
Послышался резкий голос. Аллейн не расслышал сказанного.
— Полагаю, вам следует выкинуть все это из головы и сосредоточиться на своем долге, — снова раздался голос отца Джордана. — Несите свою епитимью, приходите завтра на службу, а также обратите особое внимание на то, что я вам сказал. А теперь идите и не забудьте помолиться на сон грядущий. Да благословит вас Господь, дитя мое.
Аллейн спрятался в тень, и мисс Эббот его не видела.
Глава восьмая
ВОСКРЕСЕНЬЕ, ДЕСЯТОЕ
В воскресенье в семь утра отец Джордан с разрешения капитана отслужил в салоне святое причастие. Из пассажиров на службе присутствовали мисс Эббот, Джемайма, мистер Макангус и, что весьма странно, мистер Мэрримен. Третий помощник, офицер связи, два младших офицера и Деннис представляли команду судна. Аллейн стоял в сторонке, слушал и не в первый раз чувствовал сожаление от того, что ему все это чуждо.
Служба окончилась, и группка пассажиров высыпала на палубу, где вскоре к ним присоединился отец Джордан. По случаю такого дня, он, как и обещал, облачится в свою «приличную» сутану, которая ему очень шла. Легкий бриз шевелил его мягкие волосы. Мисс Эббот, по обыкновению стоявшая в сторонке, не спускала со священника глаз, в которых, как заметил Аллейн, было уважение. Даже мистер Мэрримен притих, и только у мистера Макангуса, который только что вместе с мисс Эббот со знанием дела исполнил весь англо-католический обряд, вид был возбужденный и даже слегка легкомысленный. Он сделал несколько комплиментов Джемайме относительно ее внешности и теперь, склонив набок голову, пританцовывал вокруг девушки. Его неестественно коричневые волосы отросли и уже совсем скрывали шею, нелепыми космами нависая надо лбом и ушами. Правда, мистер Макангус почти никогда не снимал свою фетровую шляпу, так что эта деталь не слишком бросалась в глаза.
Джемайма, выслушав его вполне невинные комплименты, весело улыбнулась и обратилась к Аллейну:
— Не ожидала увидеть вас на палубе в столь ранний час.
— А почему бы и нет?
— Вы так поздно легли вчера. Все вышагивали по палубе, погрузившись в свои мысли.
— Что было, то было — не отрицаю. Ну, а вы? Вы-то почему не спали?
Джемайма вспыхнула.
— Я сидела вон на той веранде. Мне… нам не хотелось вас окликать — у вас был такой серьезный и сосредоточенный вид. Мы с Тимом спорили о литературе елизаветинских времен.
— Однако вы спорили не слишком горячо, — заметил Аллейн.
— Да, да. Но наши отношения с Тимом… понимаете, это вовсе не обычный флирт. По крайней мере для меня.
— Не флирт?
Аллейн улыбнулся девушке.
— И не… Господи, я совсем запуталась! — воскликнула Джемайма и покраснела.
— Может, облегчите душу?
Джемайма взяла его под руку.
— Я уже достиг того возраста, когда очаровательные молодые девушки первыми берут меня под руку, — размышлял вслух Аллейн.
Они шли по палубе.
— Сколько дней мы находимся в море? — вдруг спросила Джемайма.
— Шесть.
— Вот! Всего шесть дней! Это просто неслыханно! Как можно за шесть дней разобраться в своих чувствах? Нет, это невозможно.
— Но ведь я сумел разобраться в своих. Даже за более короткий срок, — осторожно заметил Аллейн. — С первого взгляда.
— Да? И вы сразу прикипели к ней душой?
— Сразу. Ей же для этого понадобилось чуть больше времени.
— И вы…
— Мы очень счастливая супружеская пара, благодарю вас.
— Как чудесно. — Джемайма вздохнула.
— Но я вовсе не собираюсь толкать вас на опрометчивые поступки.
— Мне нет нужды об этом говорить. Я уже однажды сваляла дурочку. День нашего отплытия должен был стать днем моего бракосочетания. Он бросил меня тремя днями раньше. Я спаслась бегством, оставив моих несчастных родителей расхлебывать всю кашу, — высоким прерывающимся голосом рассказывала Джемайма. — Говорят, в тропиках люди становятся очень откровенными. Но, думаю, тут есть и ваша доля вины. Совсем недавно я сказала Тиму, что, попади я в беду, я бы пришла поплакаться на вашем плече. Он со мной согласился. Представьте себе, я так и делаю.
— Значит, вы в беде?
— Наверное, нет. Хотя мне нужно смотреть в оба. То же самое я сказала и Тиму. Хотя вы и убеждаете меня в обратном, я все равно не могу поверить в то, что за шесть дней можно все понять друг о друге.
— В открытом море за шесть дней можно узнать друг о друге больше, чем за шесть недель на суше, — сказал Аллейн.