Обин Дейл несколько увеличил дозы своих возлияний, что отразилось на его поведении. То же самое, как не без сожаления отметил Аллейн, можно было сказать и о капитане Бэннермане, который не только запил горькую, но еще и стал упрямей осла. Он наотмашь отвергал любую попытку Аллейна обсудить ситуацию и со злобным упрямством твердил, что на борту его судна нет и не может быть никакого убийцы-фанатика. Капитан сделался угрюмым, необщительным и до крайности упрямым.
Напротив, мистер Макангус стал ужасно болтлив. «Он страдает словесной дизентерией», — поставил диагноз Тим.
— Что касается мистера Макангуса, мне кажется, у него эндемическое состояние, — как-то заметил Аллейн. — Не надо все сваливать на тропики.
— Однако они его явно обострили, — устало заметил отец Джордан. — Вы знаете о том, что вчера вечером у него была стычка с мистером Мэррименом?
— Из-за чего?
— Из-за этих отвратительных сигарет. Мэрримен говорит, что его тошнит от их запаха.
— Он отчасти прав, — сказал Тим. — Черт его знает, из какой мерзости их изготовляют.
— Они воняют гнилым навозом.
— Ладно, господа, вернемся к нашему делу, — подал голос Аллейн. — К нашему весьма неприятному делу.
После неудачной беседы с капитаном они втроем выработали свой план действий. С наступлением сумерек каждый из них брал под наблюдение одну из дам. Тим категорично заявил, что своим объектом избирает Джемайму. Отец Джордан попросил Аллейна взять на себя заботы о миссис Диллинтон-Блик.
— Я ее побаиваюсь, — признался он. — Мне кажется, она считает меня волком в сутане священника. Если я начну преследовать ее в темноте, она лишь окончательно в этом убедится.
— К тому же она имеет на вас виды, — заметил Тим и подморгнул Аллейну. — Вот будет здорово, если вы уведете ее из-под самого носа этого телепринца.
— В таком случае вам придется взять на себя двоих, — сказал Аллейн отцу Джордану. — Миссис Кадди, которая ни на секунду не отходит от мужа, и…
— …бедную Кэтрин Эббот, которой, как вы прекрасно понимаете, особая опасность не угрожает.
— Как по-вашему, что с ней происходит?
— Мне кажется, несчастья мисс Эббот к нашему делу не имеют ни малейшего отношения, — сказал отец Джордан с отсутствующим видом.
— Я обычно задумываюсь над тем, почему люди ведут себя так, а не иначе. Когда мы занялись выяснением алиби, ее отчаяние, имеющее прямую связь с дейловской программой, показалось мне весьма и весьма многозначительным.
— Мне кажется, тут какая-то неразбериха. Я даже другой раз спрашиваю себя: а не была ли в тот вечер мисс Эббот жертвой Дейла?
— Нет, она была зрителем.
Отец Джордан испытующе посмотрел на Аллейна и отошел к иллюминатору.
— Как вы помните, жертвой была женщина, которая сказала Дейлу, что ей не хочется объявлять о своей помолвке, ибо это известие очень расстроит ее лучшую подругу.
— Так вы хотите сказать, что мисс Эббот и есть эта лучшая подруга? — спросил Тим.
— По крайней мере это вполне объясняет ее странную реакцию на ту передачу.
Воцарилось молчание.
— А чем она занимается? — поинтересовался Тим. — Она где-нибудь служит?
— Мисс Эббот служит в каком-то музыкальном издательстве, — пояснил отец Джордан. — Она большой знаток ранней церковной музыки, особенно грегорианских песнопений.
— Надеюсь, она с ее голосом не поет, — вырвалось у Тима.
— Напротив, поет. И очень приятным голосом, — сказал Аллейн. — Я слышал, как она пела в ночь нашего отплытия из Ляс-Пальмаса.
— У нее самый что ни на есть необычный голос, — пояснил отец Джордан. — Будь она мужчиной, я бы назвал ее голос высоким тенором. Три недели назад она представляла свое издательство на конференции в Париже. Я там тоже был, и мне довелось с мисс Эббот познакомиться. Коллеги относятся к ней с большим уважением.
— Однако мисс Эббот нас в настоящий момент не интересует, — решительным тоном сказал Аллейн. — Солнце садится, так что пора на вахту.
В соответствии с разработанным планом вечер одиннадцатого и двенадцатого Аллейн всецело посвятил миссис Диллинтон-Блик. Его поведение явно огорчило Обина Дейла, доставило огромное удовольствие Тиму, вызвало удивление со стороны Джемаймы и жадное любопытство со стороны миссис Кадди. Сама же миссис Диллинтон-Блик была на вершине блаженства. «Моя дорогая! Ты только послушай — я похитила Великолепного Брута! Вот радость-то! Ничего, так сказать, реального, и все же… Ах, такое явное внимание с его стороны. Когда над тобой вот так романтично светит тропическая луна, все может кончиться весьма и весьма благоприятно. В настоящее время, как только я удаляюсь после обеда на мою маленькую веранду, он тут как тут у моих ног. И это, клянусь тебе, все, и ничего, ничего более. Обин Дейл зеленеет и зеленеет, но это, как ты знаешь, доставляет мне только удовольствие, Видишь, я совсем и безнадежно лишена сострадания. Но мне все равно так хорошо…»
Тринадцатого вечером, когда все пассажиры собрались в салоне за кофе, Обин Дейл неожиданно объявил, что решил устроить в своих «покоях» вечеринку. Там стояла радиола, и он пообещал прокрутить на ней кое-какие из собственных дисков.